«Разрезки» стали их новым всепоглощающим увлечением. Объясняет Брайон: «Мы начали гораздо глубже проникать в суть слов и письма. Что такое слова и как они действуют? Используя этот метод, автор обращается со словами так, как художник обращается с кистью, он начинает обрабатывать материал так, как ему вздумается… Художники и писатели, которые творят в этой манере, кажутся мне героями, они изменяют и свою судьбу, и судьбу своего искусства. А что такое судьба? Судьба предначертана: Mektoub, из арабского мира, где искусство всегда было всего лишь абстракцией. Mektoub значит „все записано“. Так что… если хочешь измениться и изменить события… разрежь слова, придумай новый мир».

Гайсину больше всего нравилось, что со словами можно обращаться так же, как с кистью. «Ты воспринимаешь материал как кусок ткани. Предложение слово становится осязаемым куском, который ты можешь разрезать. Ты не просто жонглируешь словами или соединяешь их вместе… Слова из шляпы Тцары — просто случайная и непредсказуемая выборка…» «Разрезки» часто сравнивают со знаменитой игрой Дада, которую придумал Тристан Тцара, когда слова доставались из шляпы, но здесь была совершенно другая ситуация. В главе восьмой «Dada Manifesto on Feeble Love and Bitter Love» написано:

За этим следует пример. Это наставление было впервые прочитано 9 декабря 1920 г. на открытии выставки работ Франсиса Пикабиа в маленькой картинной галерее Жака Поволожски на улице Бонапарта. Почти через 40 лет колесо изобрели во второй раз. «Все получилось абсолютно случайно, — рассказывает Брайон. — Я понял, что что-то произошло, как только это увидел, я ведь знал о прошлом — если уж совсем честно, я знал историю искусств». «Разрезки» были отличным методом, потому что, хоть резались они и случайно, выбор материала, который должен был подвергнуться разрезкам, был строго ограничен, и решение о том, какие слова все-таки должны были быть использованы, принимал сам художник.

Билл с Брайоном не озадачились придумыванием каких-либо правил для «разрезок»: отдельные слова не вырезались. С каждой страницы выбиралось всего несколько слов или фраз — совершенно необязательно было использовать все. Сразу же стало ясно, что слова имеют ценность сами по себе. Вырезки из газет и журналов не полностью удовлетворяли их требованиям. Брайон подумал, что в «разрезках» им стоит использовать только лучшее: переводы «Песни Песней» царя Соломона короля Якова, «Анабазис» Св. Иоанна Перса,[63] «Сонеты» Шекспира, «Врата восприятия» Олдоса Хаксли, стихи Рембо, Эзры Паунда. В одной из самых первых работ Берроуза в «разрезках» использован отрывок из «Канто» Эзры Паунда:

«Разрезка» из записей Эзры Паунда 1959 г., использованы только слова самого Эзры Паунда:

Это по-прежнему было произведением Паунда, но было это и произведением Берроуза. Билл всегда проникал в личность того человека, с чьим текстом работал, он перевоплощался то в Рембо, то в Шекспира. Гайсин говорил об этом так: «Очевидно, писатель может перевоплощаться. В конце концов, он имеет на это полное право». Авторы первых «разрезок» в 1959 г. в первую очередь стремились отделить слова друг от друга. Билл не ограничивался строго напечатанным материалом, многие «разрезки» этого периода были озаглавлены так: «„Разрезка“ телеграммы Жака Стерна Бэрри, капитану его воображаемой яхты» или «„Разрезка“, состоящая из телеграмм и писем Жака Стерна». Это свидетельствовало о том, что он не забыл предложение Стерна совершить круиз по Средиземному морю на его мнимой яхте.

И хотя изобрел «разрезки» Брайон, развил метод Берроуз, «разрезки», «складывания» (если не резать, а складывать текст) и то, как это может быть применено в магнитофонных записях, видео и фотографии, занимало Билла все следующее десятилетие, в конце концов он досконально изучил все возможности материала. Брайон радовался, что Билл так активно подхватил идею. «Чудесно, что можно было отдать ее Уильяму, у которого была куча материала, и значит, он мог сразу же его применить. Сам я этого сделать тогда не мог, потому что у меня не было такого большого количества произведений, чтобы я мог с ним работать и сразу же применить метод. Я сначала должен был сделать что-то новое, что потом можно было бы разрезать, это означало задержку во времени, а у Уильяма это чудно получалось на основе того превосходного материала, который у него был».

В важном очерке «Метод „разрезок“ Брайона Гайсина» Берроуз писал:

«Метод „разрезок“ познакомил писателей с коллажем, который уже использовался художниками на протяжении 50 лет. Он также применялся в кино и фотографии. На самом деле все уличные кадры кино или фотокамер благодаря случайным прохожим и неожиданным наслоениям фигур — „разрезки“. И фотографы скажут тебе, что их лучшие снимки зачастую являются чистой случайностью… писатели это подтвердят. Лучшая литература, похоже, целиком была обязана случайностям, а не писателям, пока метод „разрезок“ не проявил себя в полной мере; в действительности все писательство — „разрезка“. Я еще вернусь к этому утверждению; и нет никакой возможности сознательно вызвать спонтанность случая. Ты не можешь желать спонтанности. Но ты можешь заменить не поддающийся объяснению фактор спонтанности ножницами…

„Разрезки“ созданы для всех. Каждый может сделать „разрезки“. Это экспериментально, в смысле быть чем-то занятым. Прямо здесь пиши сейчас. И не о чем говорить или спорить. Греческие философы логически обосновывали, что если один предмет вдвое тяжелей другого, то он вдвое быстрее упадет. Им не приходило в голову столкнуть оба предмета со стола и любоваться их падением. Разрезай слова и смотри, как они падают. Шекспир, Рембо живут в своих словах. Разрежь строчки, и ты услышишь их голоса. „Разрезки“ часто приходят как зашифрованные послания с особым смыслом для резчика. Прикладное подключение к сети поэзии? Возможно. Явное усовершенствование через медиума примитивных, достойных сожаления выступлений приобщенных поэтов. Рембо представляет сам себя, а за ним следует поток какой-то вымученной плохой поэзии последователей. Разрежь слова Рембо, и тебе если и не гарантировано личное появление автора, то по крайней мере обеспечена хорошая поэзия.