– Поттс, ты клялся, что дочка Кролика Роджера делится с тобой личной информацией. Она не упоминала, кто тайно спонсирует ее чокнутого папашу? Судя по всему, пришельцы.

– Она не разбирается в подобных вопросах, она же девушка, – раздался напыщенный ответ новенького.

– Тони, как тебе такое заявление? Оливер Поттс страдает мизогинией8. Стоит заняться его просвещением, как думаешь?

Стоп. Оливер Поттс. Потти-Поттс… Это он, что ли? Фанат Бэмби? Тони недоверчиво усмехнулся. Надо же, как удачно заехал.

– Думаю, я обязательно присмотрю за Оливером, – сухо ответил он и перехватил взгляд этого безобидного кретина, который и двух секунд не выдержал, уставившись на свои сложенные руки. Не конфликтный, тщеславный. Теперь будет втирать знакомым, что вращается в верхних слоях городской атмосферы.

Убогое зрелище.

Перед уходом Тони остановился рядом с ним и вежливо уточнил:

– Надеюсь, ты хорошо изучил устав клуба прежде, чем заплатить ежегодный взнос.

– Да, конечно, – расправляя плечи, ответил Поттс.

– Напомни, что там в пункте №3?

Оливер начал крутить вычурный перстень на мизинце. Притворялся, что размышляет. Тяжело давалось. Так и не придумав умного ответа, он вскинул руку к воротнику темной рубашки, и в запонке на манжете сверкнул мелкий бриллиант.

М-да. Далеко пойдет Потти-Потс. Подчиненные будут его ненавидеть.

– Не знаю… не уверен, – сдался он.

Тони разочарованно вздохнул.

– Какой ты невнимательный. Тебя в ООН потом не возьмут с таким безответственным отношением к бюрократии. – Он ступил еще ближе, нарушая личное пространство, и, глядя мимо парня, холодно произнес: – Правило №3. Не трогай чужое. Запомнил?

– Да.

– Что – да?

– Запомнил, сэр. – И голос елейно-резкий, как и его тошнотворная туалетная вода.

Ну давай, сорвись, я же вижу, что ты меня ненавидишь. Ты еще как хочешь потрогать чужое.

Поттс несколько секунд разрывался между злостью и осторожностью. Победило желание вписаться в тусовку. Жаль.

– Свободен, – отпустил его Тони, и тот, пытаясь сохранить остатки достоинства, молча убрался. Это вам не Бэмби-Джун, которая убила бы болотным взглядом в ответ на вызов.

Кстати, о ней. О сладкой мечте Потти-Потса. Тони позвонил ей, но Джун не ответила ни сразу, ни через пять минут, когда он уже сидел в машине. В солнечном сплетении будто ледяным ножом провернули. Вдруг представилось, что Джун нигде нет. Паскудное ощущение, сразу перехотелось устраивать ей разборки, да еще в кинотеатре.

Хоть бы она была там…

Он нормально вдохнуть не мог, пока не увидел ее наконец. Джун стояла в очереди за попкорном. Будто почувствовав его присутствие, она стащила шапку, встряхнула копной кудрей и помахала ему, широко улыбаясь.

Знала бы она, какой у него в этот момент сумбур в голове творился. Тони подошел к ней, отогнав беспричинную тревогу, сграбастал в объятия, как последнюю надежду, и потерся губами о ее висок.

– Привет, Бэмби.

– Привет.

– Ты не отвечала.

– Батарея села.

– Ясно… Как ты?

– Лучше всех.

– Ты ведь расскажешь, если тебя кто-нибудь обидит?

В ее больших зеленых глазах отразилось замешательство:

– Конечно.

«Минус один» в ее статистику вранья.

Успокойся, Тони, все хорошо.

Да, конечно, все хорошо… Но не то, чтобы очень. Ибо с этой минуты стало трудно отпускать Джун, даже на пару часов. Казалось: стоит закрыть глаза, досчитать до трех – и она исчезнет, с ней что-нибудь плохое случится.

Тони каждый вечер возвращался домой с цветами, хотя их и так было полно в Иден-Парке. Каждую ночь засыпал, сжимая правое запястье Джун, просыпался, обнимая ее, – и не мог убедить себя, что все хорошо, великолепно и расчудесно.

Какой смысл бояться будущего? Это нормально, если Джун однажды уйдет. Нет ничего вечного, лето тоже заканчивается. И все, что остается, – просто держать ее за руку, пока она не ускользнет.

Да, логично, кто же спорит. Но Тони медленно сходил с ума, накручивая себя. Потому что хотел навсегда, а так не бывает.

– А это что такое? – шепотом спросила Уитни, сидя в кресле-качалке, которое подарили Элизе, дочке Генри. Кресло было с приделанными по бокам дополнительными сиденьями для малышей.

Джун нахмурилась:

– Штуковина для отслеживания активности ребенка, ее на одежду цепляют.

Уитни повертела небольшой гаджет в руке и вернула обратно в большую корзину с разной мелочью для новой мамы.

– А это что?

– Удлинитель для крана.

– …какая странная ложка, – прошептала Фрейя, которую тоже увлекло изучение подарков. Она приехала вовремя и очень легко влилась в общую атмосферу благожелательности. Гостей собралось немного, все свои: человек двадцать, включая мистера Кларксона и работников Иден-Парка, которые жили на территории поместья.

Пару лет назад Элиза вышла замуж за местного кондитера – одного из братьев-близнецов, которых родители то ли в шутку, то ли всерьез назвали Моби и Дик. Элиза была женой Дика и жила всего в двух милях от Иден-Парка. Временно они перебрались в дом Генри, стоявший у Речных садов, чтобы не оставаться в изоляции с ребенком.

За пять дней, которые Элиза провела в поместье после выписки из роддома, она успела соскучиться по внешнему миру, и сейчас, довольная, сидела на кушетке и с блаженным выражением веснушчатого лица наблюдала за людьми. Ребенок спал в большом переднем кармане ее специальной теплой толстовки, как кенгуренок.

Элиза съела ломтик овощного рулета, отставила тарелку и осторожно вытянула ноги, чтобы размять.

– Как же хорошо, – сказала она, поправляя шапочку на голове спящего ребенка. – Спасибо вам еще раз. За приют, за прием, за подарки. И, пользуясь моментом, хочу сделать объявление… Мы долго выбирали имя и решили, что назовем нашего сына Фрэнк. Надеюсь, он будет таким же добрым и счастливым, каким был большой Фрэнк.

Тони, стоявший посреди просторной комнаты, растерянно сунул руки в карманы брюк.

– Это… лучший подарок, который ты могла сделать Иден-Парку, Элиза, – сказал он и сразу нашел взглядом Джун. Он теперь постоянно проверял, на месте ли она. Звонил по сто раз на день без причины, чат в мессенджере давно превратился в бескрайнее полотно сообщений.

Джун чувствовала, что его постепенно накрывает осознанием того, что Фрэнк умер. Тони устал терять близких людей. У него сдавали нервы. Она не знала, как помочь, могла лишь отвечать на звонки, даже во время занятий.