Риа Карсайд подумали о ее выступлении. Одно можно было сказать наверняка: если Кейси заметил, что чего-то не хватает, то и они заметили.

И это была вина Дилана, будь он проклят.

К тому времени, когда они раскланивались в последний раз, ее щеки болели от улыбки. А грудь болела совсем по другой причине. Она не задержалась, чтобы поговорить с актерами, как обычно. Она поблагодарит их завтра, когда ее слова не будут звучать сквозь стиснутые зубы.

Когда она рывком открыла дверь своей гримерной, Анна и Марта уже были там, натягивая платья через голову. А Дилан стоял, прислонившись к стене, с хмурым выражением лица.

— Здесь люди переодеваются, — сказала ему Эверли скучающим голосом. — Ты можешь подождать снаружи?

— Все в порядке. Он все равно никогда не смотрит, — сказала Марта.

— Это не нормально. Пожалуйста, уходи. — Эверли сердито посмотрела на Дилана.

— Нам нужно поговорить. — Его голос был тихим.

— Не здесь. — Она снова посмотрела на Анну и Марту. Они перестали переодеваться и с интересом смотрели на нее и Дилана.

— Тогда когда? У тебя назначена встреча с Миллером и журналистами. А мне нужно объяснить, почему я сделал то, что сделал.

Она подняла руки вверх.

— Знаешь что? — раздраженно прорычала она. — Если ты хочешь сделать это перед аудиторией, тогда сделай это. Уверена, что Анне и Марте так же интересно, как и мне, услышать, почему ты не рассказал мне о нашем разводе.

Марта разинула рот.

— Вы развелись?

— Да. — Эверли не сводила глаз с Дилана. — Так что давай, расскажи нам. Мы отчаянно хотим услышать.

Дилан взглянул на Анну и Марту.

— Не могли бы вы двое оставить нас на минутку?

— Конечно, — сказала Анна.

— Нет, не надо, — ответила Эверли сквозь стиснутые зубы. — Ему нужна аудитория, он так сказал.

— Я этого не говорил, — Дилан покачал головой. — Я просто хочу поговорить, черт возьми.

— Наверное, нам стоит уйти, — сказала Анна.

Марта нахмурилась.

— Но это становится интересным.

— Дамы, если вы оставите нас, я был бы вам очень благодарен. — Дилан одарил их улыбкой, от которой у Эверли мурашки побежали по спине.

— Все в порядке. Мы можем переодеться в другой комнате. — Анна быстро собрала свою одежду, Марта последовала ее примеру. Когда они вышли из гримерки, Марта бросила на них последний взгляд.

Как только за ними закрылась дверь, Дилан повернулся к ней, его челюсть была плотно сжата.

— Послушай, я знаю, ты злишься на меня.

— Злюсь — это еще мягко сказано. Я в ярости. Разгневана. Чертовски неимоверно взбешена. — Она покачала головой. — Нет, даже это и близко не подходит. Ты видел меня на сцене? Ты видел, как остальным актерам приходилось меня прикрывать? Ты видел, как я пропускала свои чертовы реплики и присоединялась к пению позже всех остальных?

— Я думал, ты великолепна.

Ее лицо вспыхнуло.

— Не смей так говорить. Ты понимаешь, что ты наделал? Я выставила себя идиоткой перед людьми, на которых хотела произвести впечатление. И это твоя вина, что я это сделала. В любой другой день это было бы не критично. — У нее защипало глаза, но она не позволила себе заплакать.

Не позволила ему увидеть ее слезы. Не тогда, когда он был их причиной.

— Если ты стоил мне этого театра, я никогда тебе этого не прощу, — хрипло прошептала она.

— И это все? Не ждешь моих объяснений? Просто куча гребаных обвинений в том, что ты пропустила несколько звуков в песне?

— Это были не несколько звуков. Это были целые начальные строки песен. — У нее защипало глаза, когда она сдерживала слезы. — Но продолжай. Порази меня. Назови мне простое объяснение, почему ты лгал мне в лицо. Я вся внимание.

Дилан глубоко вздохнул, его челюсть дернулась. Он выглядел таким же злым, как и она, и она понятия не имела почему. Он был лжецом. Она была жертвой, которая сейчас выглядела дурой.

— Я узнал о нашем разводе в тот день, когда встретил тебя на площади. Я уже принял решение просить о втором шансе и не понимал, зачем мне нужно рассказывать тебе о том, что развод оформлен. Я хотел, чтобы ты приняла решение без такого давления.

— Чушь собачья. Если бы ты хотел, чтобы я приняла решение без какого-либо давления, ты бы сказал мне. — Она покачала головой. — Ты боялся, не так ли?

— Нет, это не так.

— Так почему же ты солгал?

Дилан запустил пальцы в свои растрепанные волосы.

— Я, бл*дь, не врал. Я просто тебе не сказал.

Она всплеснула руками.

— Это одно и то же. Ложь по умолчанию. И не говори мне, что ты забыл. Ты солгал по какой-то причине. Я заслуживаю знать.

Он открыл рот, затем снова закрыл его.

— Знаешь что, ты права. Возможно, я знал, что если расскажу тебе, ты вот так сойдешь с ума. Может быть, я просто хотел приятной, легкой ночи без этой чертовой театральности. Я сказал тебе, что люблю тебя той ночью. Я сказал тебе, что хочу быть с тобой. Разве это ничего не значит?

— Ты солгал об одной вещи. Откуда мне знать, что ты не солгал об этом?

Он невесело усмехнулся.

— Ты сейчас серьезно?

— Чертовски серьезно. — Она сделала шаг назад, нуждаясь в пространстве от него. — Хочешь знать, по какой причине ты солгал?

Уголок его губ приподнялся.

— О, я уверен, ты мне расскажешь.

Она скрестила руки на груди, прекрасно понимая, как нелепо, должно быть, выглядит в своем красном блестящем платье Санта-Клауса с высоким вырезом на бедрах и сводящим груди вместе. По крайней мере, сейчас ее лицо соответствовало ему.

— Я думаю, ты мне не доверяешь. Не веришь, что я люблю тебя. Все было точно так же, когда мы были моложе. Ты оттолкнул меня, потому что испугался, что я могу тебя бросить. Сделал выбор от имени нас обоих. И теперь ты делаешь это снова.

У него отвисла челюсть.

— Если ты не заметила, это я спросил, можем ли мы попробовать еще раз.

— И ты не верил, что я скажу «да», если узнаю, что мы разведены.

— А ты бы сказала?

Она раздраженно фыркнула.

— Какое это имеет значение? Ты не дал мне шанса. Ты принял решение за меня. — Внезапное воспоминание о том вечере в экипаже промелькнуло в ее голове. — Почему ты называл себя моим мужем, когда знал, что это не так?

— Когда? — он нахмурился.

— Вечером в экипаже. Ты сказал, что ты муж, заботящийся о своей жене.

— Потому что я твой муж, Эверли. Этот листок бумаги не имеет значения. Я твой. Я всегда был твоим. А ты моей.

Она стиснула зубы.

— Я никому не принадлежу. Я сама по себе и принимаю свои собственные решения.

— Мы ходим по кругу. Я облажался. Понимаю. Я должен был сказать тебе. Но это ничего не меняет, Иви. Я люблю тебя. Я хочу тебя. — Его челюсть напряглась. — Ну, большую часть времени я хочу тебя.

— Что это должно означать?

— Это значит, что я не