– Конечно. – Одуван поставил пустой стакан на столик. – Повторим?

Рейс на Москву задержали. Они проторчали в аэропорту три часа. После приземления в Шереметьево еще минут сорок катались по полосе. Явно произошел какой-то сбой в расписании.

– Я вот думаю, – сказал Платон, пока самолет направлялся к месту, где предстояло высадить пассажиров. – Если они хотят всю сумму провести безналом, как лучше сделать: переводом из России или открыть счет в греческом банке, несколькими траншами его пополнить до нужного состояния, и сделку провести переводом с одного греческого счета на другой? Что скажешь?

– Сначала надо решить, стоит ли брать этот отель.

8

Весь день Лара не могла найти себе места. Днем она ездила на работу, решала дела с рекламой, потом в магазин – надо было купить что-нибудь на ужин, потом хозяйничала на кухне: готовила мясо в винном соусе с базиликом и запеченной молодой картошкой. Под ногами крутилась Катя, интересуясь, будет ли сегодня ресторан.

А под рукой все время был телефон.

«Я в аэропорту».

«Рейс задерживают».

«Взлетаем».

«Сели».

«Задерживаюсь».

И за окном совсем темно. С Катей устроили недолгий ресторан на балконе, исключительно чаепитие, и пошли смотреть вечерний мультфильм. Но голова была не здесь. Лара видела на экране мелькавшие кадры, едва улавливая их смысл.

Когда же? Когда?

«На окружной пробки. Стоим».

– Что-то папа совсем застрял, – зевнув, сказала Катя, устраиваясь удобно в кровати, и почти моментально заснула.

А Лара ждала и, когда послышался звук поворачивающегося ключа, выбежала в коридор.

За его спиной хлопнула дверь. Лара застыла в шаге от мужа. Он посмотрел в ее блестящие зеленые глаза и, отставив в сторону чемодан, протянул руки. Лара тут же сделала недостающий шаг и, обняв Александра за плечи, уткнулась в его плечо. От бежевого хлопкового пиджака пахло долгой дорогой, немного городской пылью и едва уловимой туалетной водой. Самые желанные руки на свете крепко прижали к себе. «Вот и ты, мой родной человек, – думала Лара, пытаясь унять сумасшедшее сердцебиение, – я так старательно тебя ждала… Дождалась». Она подняла лицо и подставила для поцелуя губы.

Как все произошло дальше – не поняли оба. Наверное, слишком долгой была разлука, наверное, она началась гораздо раньше, чем его отлет в Грецию, и теперь двое встретились после затянувшегося расставания.

Они чувствовали, что ждать не могут, ни минуты, и до спальни попросту не дойдут. Скидывая по пути его пиджак, расстегивая ее платье, оба завернули в ванную, закрыв на защелку дверь.

Это трудно было назвать любовью, это была даже не страсть. Двое цеплялись друг за друга, боясь разомкнуть руки больше чем на секунду. Он рывком посадил ее на столешницу, которая примыкала к раковине. С полок посыпались баночки, бутылочки, стаканы. Неважно. Все неважно. Все потом.

Снять с нее платье… дотронуться до нежной теплой кожи…

Сбросить его рубашку… провести губами по твердому плечу, а потом уткнуться в это плечо, заглушая собственный голос.

Все сдерживаемое, болезненное, отчаянное рвалось наружу, и слышалось только двойное прерывистое дыхание. Главное, не отпускать друг друга. Главное, снова друг другу принадлежать… Он прижимал ее крепко, не давая упасть, боясь, что самому не хватит выдержки. Хватило. Они почти одновременно громко выдохнули, она чуть раньше, он чуть позже, и, почувствовав острое слепящее наслаждение, замерли.

– Прости, – прошептал он, когда, приходя в себя, она бессильно легла щекой на его плечо. – Я не должен был так…

– Все хорошо. – Женские руки гладили широкую мужскую спину. – Это лучшее, что ты мог сделать.

Спина под ее руками начала подрагивать, и Лара поняла, что муж беззвучно смеется. Она и не помнила, когда он в последний раз смеялся в ее присутствии.

– Я учту на будущее, – послышался его ответ.

Теперь засмеялась и она. Разнимать руки все еще казалось невозможным, поэтому они гладили друг друга и тихо смеялись вдвоем. А потом стали целоваться, ласково, обволакивая друг друга своей нежностью.

На полу валялась одежда, в раковине и на столешнице лежали упавшие лосьоны, гели и пены.

Тихо лилась вода. Торопясь, они нечаянно задели кран. Сейчас этот приглушенный шум умиротворял.

Удивительно было чувствовать счастье здесь, в неприбранной ванной, в не самом удобном месте.

И все же оно чувствовалось.

– Я могу разогреть ужин.

– Отлично. А я приму запоздалый душ с дороги.

Он аккуратно приподнял ее и поставил на ноги, потом обхватил ладонями лицо и заставил посмотреть на себя. Глаза Лары казались яркими, как у кошки. Такие были в день их первой встречи.

– Люблю тебя, – пробормотал Александр, целуя ее в губы.

– И я тебя.

Он принимал душ. Она подогревала ужин, сервировала стол, а потом искала Сашу по всей квартире.

Нашла на балконе. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене и обняв одной рукой согнутую ногу. Во второй руке мерцала зажженная сигарета.

Вечер был по-летнему теплый. Саша слегка запрокинул голову и смотрел на небо.

Он был похож на человека, преодолевшего трудную длинную дистанцию.

Вера Дмитриевна была не права. Лара знала своего мужа, просто в последние месяцы, глядя на него, его не видела. Собственное горе плотной завесой отгородило Лару от всего остального. Сейчас эта завеса упала, и Лара, стоя на пороге балкона, видела все. В первую очередь усталость. Не от перелета, не ту, которая снимается крепким сном, а другую, накопленную, которую человек, как вьючное животное, всегда носит с собой. Тяжесть забот, ответственности, разочарований, потерь. И где-то там, в этой тяжести, есть его далеко запрятанная боль о тех жизнях, которые однажды зародились в ее животе, но которым не суждено было появиться на свет. Сейчас Лара видела все, четко и ясно.

Огонек сигареты горел оранжевым, следовал за движениями руки и казался очень ярким в ночи. Лара вернулась в дом, взяла с полки два пузатых бокала, налила в них коньяк, а потом снова направилась к балкону. Села рядом и протянула один бокал мужу. Они не торопясь пили ароматный согревающий коньяк, смотрели на небо, темные очертания деревьев и слушали приглушенные звуки почти уснувшего города. А потом Лара положила голову на родное плечо, и муж ее обнял.

1