– Вот вы где, – рокочет Дэвид.

У него есть привычка говорить громче, чем надо.

– Если вас не затруднит, сделайте доброе дело, займитесь этой сладкой парочкой.

С этими словами он вручает каждому из нас по ребенку, направляется к холодильнику, а по дороге хватает Клэр за выточенную йогой задницу. Она, похоже, не возражает или просто не замечает.

У меня на руках Кэти, у Пола – Джеймс. Они хоть и родные, но все равно кажутся чужими. Вот Пол умеет обращаться с детьми, вероятно, именно поэтому ему всегда хотелось иметь своих собственных. В разговоре с ними он всегда находит правильный тон и настрой. Мне приходится прилагать больше усилий, и все равно не всегда получается удачно. Я пытаюсь обратиться к Кэти нежным голосом и спрашиваю, приезжал ли уже Санта-Клаус. Клэр в этом году переборщила с подарками и украшениями, говорит, что все это ради малышей, как будто они могут что-то запомнить. Кэти хватает мой шарф и тянет на себя. Я аккуратно пытаюсь вытащить ткань из ее крохотного кулачка – она должна оставаться на месте, скрывая синий отпечаток пальцев на моей шее. Девочке это совсем не нравится, и она начинает плакать. Поскольку я с ней сладить не могу, Пол предлагает отдать Кэти ему, а мне взять Джеймса. Я беру мальчика на руки, а девочка, оказавшись у него, тут же перестает плакать. Неотрывно смотрит на меня, словно в чем-то меня подозревает и знает больше, чем ей положено. Я поправляю шарф, желая убедиться, что он по-прежнему на месте.

Пол будет замечательным отцом. Сегодня вечером я ему все скажу. Это будет мой подарок ему, ведь я не могу дать ему ничего другого, чего у него бы еще не было. Я рада, что ничего еще не сказала, он не удержался бы и обязательно растрезвонил обо всем Клэр, а мне пока не хочется, чтобы она что-то знала. Эти слова он услышит от меня дома, когда мы с ним останемся наедине.

Время тянется бесконечно – выпивка, слишком много еды, бессмысленная болтовня, истории из жизни, которые давно всем надоели. Я представляю себе точно такую же сцену в тысячах домов по всей стране. Я много часов подряд играю многочисленные отведенные мне роли: заботливой сестры, любящей жены и обожающей племянников тети. Я пью вино крохотными глотками, чтобы мне не подливали. Когда Клэр встает и отправляется на кухню, я пользуюсь долгожданной возможностью и предлагаю ей помочь. Пол бросает на меня убийственный взгляд, потому что очень не любит оставаться наедине с Дэвидом, утверждая, что у них нет точек пересечения. И их действительно нет.

– У нас тут кое-что произошло, – шепчу я, как только мы уединяемся на кухне.

– Что? – спрашивает Клэр, не глядя на меня.

– Кое-что нехорошее.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает она, складывая тарелки в посудомоечную машину.

Моя смелость дает сбой.

– Нет, ничего. Ерунда, я сама во всем разберусь.

Закончив, она поворачивается ко мне.

– Эмбер, с тобой все в порядке?

Это мой шанс. Если рассказать ей про Эдварда, она обязательно поможет. Я вглядываюсь в ее лицо. Я очень хочу рассказать хоть кому-нибудь, как мне страшно, но не могу найти нужных слов. Сейчас далеко не самый подходящий момент, к тому же я вспоминаю, что Клэр я тоже боюсь. Она может заставить меня заявить в полицию. Может рассказать Полу. Может сделать что-нибудь еще хуже.

– Да все нормально, – теперь уже ее очередь ко мне присмотреться, ведь она прекрасно знает, что я лгу. Надо добавить что-нибудь еще. – Я просто устала, мне надо немного отдохнуть, только и всего.

– Мне тоже так кажется. Ты слишком переживаешь из-за пустяков.

Остаток вечера проходит как в тумане. Близнецы едят, спят, играют, плачут – и так по кругу. Взрослые втайне жалеют, что не могут делать то же самое. Мама с папой всегда заставляли нас ждать до вечера, чтобы получить подарки, и мы, по всей видимости, стали продолжателями этой скверной традиции.

Мы наблюдаем, как близнецы разворачивают красивые упаковки – разумеется, обертка их интересует гораздо больше, чем содержимое. Затем уже взрослые обмениваются подарками в красивых коробочках. Я открываю подарок Пола и не сразу понимаю, с чего вдруг он мне это дарит. Потом благодарю его и тут же собираюсь перейти к следующему.

– Погоди-ка, а это что такое? – спрашивает Клэр.

Ей очень нравится рассматривать подарки по очереди, чтобы каждый мог увидеть, что кому подарили.

– Дневник, – отвечаю я.

– Дневник? Ты что, Анна Франк? – хохочет Дэвид.

Я вижу, что Пол смущен.

– Мне подумалось, Эмбер он понравится. Особенно после того как…

– Мне и правда нравится, – отвечаю я, не давая ему закончить фразу, и целую его в щеку.

– В свое время я тоже вела дневник, – говорит Клэр, – это своего рода лекарство. Я читала, что если описывать все свои переживания, это помогает справиться с тревогой. Так что тебе, Эмбер, надо обязательно попробовать.

Когда нам до смерти надоедает изображать из себя счастливую семью, я помогаю Дэвиду уложить близнецов спать. Потом читаю им сказку, которую они уже слышали от меня раньше, и восхищаюсь оттого, что они почти сразу уснули. Выходя из комнаты, вижу железку в виде малиновки, удерживающую дверь в приоткрытом положении. Когда-то он принадлежал Бусе, бабушке Клэр. Она даже сейчас его хранит – единственную старую вещь в обновленном ею доме. Спускаясь вниз, я вижу, что Пол и Клэр спокойно беседуют на кухне, но, увидев меня, тут же умолкают. Потом муж мне улыбается – на секунду позже, чем надо.

Рождество, 25 декабря 2016 года, ближе к вечеру

Мы с Полом молча идем домой. Он шагает быстро, я с трудом за ним поспеваю. В холодном воздухе висит мелкая морось, но это не страшно, мне было приятно уйти из дома Клэр и оказаться на улице. Да, теперь этот дом принадлежит только ей. В его стенах больше не осталось ничего моего, даже воспоминаний. Эту жизнь мне давно надо было оставить в прошлом, но что-то неизменно мешало мне двигаться дальше. Неизвестного человек всегда боится больше, чем знакомого.

На улицах никого нет. Их тихая неподвижность мне нравится. В пригороде царит полный покой. Все заперлись в домах с родственниками, с которыми в течение года общаться не требуется. Набивают рты индейкой, смотрят по телевизору всякую чушь и разворачивают подарки – нежеланные и ненужные. Слишком много пьют. Чересчур много говорят. Но почти совсем не думают.

Когда мы проходим мимо автозаправки, морось сменяется дождем. Она, как и все остальное, сегодня закрыта. Внутри я была только дважды. Первый раз несколько недель назад, зашла задать вопрос. Ничего страшного, люди постоянно задают какие-то вопросы. Когда я умолкла, кассир внимательнее всмотрелся в мое лицо, но тут же пришел к выводу, что я не собираюсь его грабить – вид у меня был не тот. Он объяснил, что записи камер видеонаблюдения хранятся в течение недели, после чего автоматически удаляются. Я его поблагодарила, потом немного помедлила на тот случай, если ему вдруг захочется узнать, зачем мне это надо. Но когда он ничего не спросил, я ушла. По всей видимости, он забыл обо мне еще до того, как я закрыла за собой дверь.