– Иван Васильевич запретил это пассажирам рассказывать!Но я тоже нечисть встретил! Рано-рано утром встал и пошел на палубу покурить.Выхожу, а там все в белых перьях! Обозлился я! Кому убирать-то? Гляжу, у перилзмея стоит!

Еле сдерживая смех, я перебила рассказчика:

– Пресмыкающиеся ног не имеют.

– Ничего не знаю! – потряс головой матрос. –Видел не какого-то смыкающегося, а змеюку. Длинная, лапы тонкие, морда узкая,сверху ухи торчат, сзаду хвостина висит. Она меня тоже приметила, зубыоскалила, в воду плюхнулась и давай вокруг корабля круги нарезать. А потомголос из ниоткуда как завопит: «Болт, болт…» – дальше, простите, материться привас не хочу, очень уж грубо получится. Змеюка и исчезла!

– Волшебная история, – резюмировала я. – Вособенности впечатляет змея на ногах. Вероятно, вы ошиблись, на палубенаходился крокодил.

Игорь сунул швабру в ведро.

– Ха! И откуда он в нашей реке? У меня с глазами иушами без проблем. Ногастая такая змеюка, хвостастая, а звать ее Болт! ТетяРита права. Сатана в змея превратился, он такие шуточки любит и давнопроделывает.

– Дьявол имеет много имен, – вздохнула я. –Эпос народов мира и художественные произведения содержат не один сюжет, в нихговорится о Вельзевуле, Мефистофеле, Воланде, но о Болте я не знаю. Ты плохорасслышал имя, вот и получился вонючий сурок.

– Чего? – разинул рот Игорь. – Вонючий сурок?

– Ерунда, – отмахнулась я, – забудь.

Ну не рассказывать же сейчас Игорю историю про то, как меняпопросили посидеть с двумя малышами, братьями Минкиными. Их мать, Нюша, наша сРаисой соседка по лестничной клетке, получила из Харькова печальное известие отом, что сгорел дом ее родителей. Нюша прибежала к нам и заплакала:

– Они остались на улице! Теперь надо по чиновникамбегать, погорельцам новое жилье бесплатно положено. Но у мамы с папой сил нет,они люди не скандальные, надо мне ехать. А куда парней девать?

– Оставляй нам, – предложила сердобольнаяРая. – У Вилки каникулы, она за пацанами присмотрит.

Нюша расцеловала соседку и на следующее утро притащила двухбелокурых крошек.

– Справа Паша, слева Саша, смотри, не перепутай, непокорми одного и того же два раза, – проинструктировала она меня и пошлана выход.

– Что они едят? – закричала я вслед Нюше.

– Кашу, – на ходу ответила она. – Ну иостальное тоже.

Я старательно сварила манку, посадила бутузов на стулья идовольно быстро накормила одного из «кукушат», то ли Сашу, то ли Пашу, досыта.А вот второй уворачивался от ложки, корчил рожи, плевался. В конце концов, я невыдержала и сердито спросила:

– Что ты хочешь на завтрак?

Близнецам по виду было не больше полутора лет, и я,естественно, не ожидала от них членораздельного ответа, но пацанчик неожиданнозаявил:

– Вонючий сурок.

Мне в тот год едва исполнилось двенадцать, столичныемагазины не радовали разнообразием ассортимента, но и совсем пустыми тогда ещене были, на прилавках было два сорта колбасы – за 2.20 и 2.90, несколько видовсыра, молочные продукты, но вонючими сурками не торговали.

– Повтори, – потребовала я.

Ребенок выполнил мою просьбу:

– Вонючий сурок, – объявил он.

Я почесала в затылке и решила, что мальчик вполне упитан, дообеда от голода не скончается. Около часа дня домой в перерыв забегает тетяРая, она сразу поймет, о чем говорит юный басурман.

Но Раиса, услышав загадочное выражение, растерялась неменьше моего.

– Вонючий сурок? – заморгала она. – НеужелиНюша парней мышами кормит? И где она сурковятину покупает?

Едва мы с Раисой пережили первое потрясение, как подоспеловторое. В самый разгар беседы про вонючего сурка ко мне подошел другой малыш иважно произнес:

– Оковка рома два тифоз.

– Что он имеет в виду? – подпрыгнула Рая.

– Оковка рома два тифоз, – сморщился мальчик.

– Вероятно, следует подковать мужчину по имениРома, – предположила я.

– Думай, что болтаешь, – поджала губыРаиса. – Как ковать? Кого?

– Рому, – ответила я и быстро отошла подальше.

Если Раиса разозлится, она может с легкостью надаватьоплеух, а рука у нее тяжелая, на моих щеках после затрещин всегда оставалисьвнушительные синяки.

– Оковка рома два тифоз, – заревел, кажется, Саша.

– Вонючий сурок, – вступил со своей партией Паша.

Раиса вскочила с табуретки:

– Мне на работу пора.

И я осталась с голосящими пацанами.

Через три дня я отлично управлялась с братьями. Пашу с Сашейбольше не путала: чтобы точно знать, кто есть кто, я нарисовала Саше на щекечернилами крестик и не забывала каждое утро освежать метку. Наладилась и еда.Как только Паша заводил про вонючего сурка, я грозно говорила:

– Вот вернется мама и накормит тебя бурундуками,кротами и котлетами из ежа. А у меня вкусная каша, суп и пюре.

Паша замолкал и ел предложенные блюда. О вонючем сурке онвспоминал еще раз перед тем, как лечь спать. Малыш нежно целовал меня, потомсадился в кроватке и с тоской говорил:

– Вонючий сурок!

– Он тебе непременно приснится, – обещала я игасила свет.

С Сашей оказалось еще проще загадочную фразу «Оковка ромадва тифоз» мальчик говорил лишь перед завтраком, обедом и ужином.

Я перестала искать в этой фразе скрытый смысл и веселоповторяла за близнецом: «Оковка рома два тифоз». Далее трапеза шла без сучка изадоринки.

Нюша отсутствовала почти месяц, я привязалась к Саше и Паше,научилась понимать их язык. «Ав-ав» – это собака, «ай-ай-ай» – ругательство,«няка» – печенье, «гули» – прогулка, а «кой ночь» – пожелание спокойной ночи.Но «вонючий сурок» и таинственная фраза про «оковку ромы» по-прежнемуоставались загадками.

Когда Нюша, выбив для родителей новую квартиру, вернулась,Саша и Паша не узнали мать. Они теперь искренне считали своей родительницейменя и устроили жуткий крик, когда Нюша уносила их домой. Через час соседкавернулась и спросила:

– Требуют кику! Это что?

Я засмеялась: