спиной было подложено около шести подушек, и он не спал и не смотрел телевизор. Он просто сидел на своей кровати, уставившись в стену, казалось, погруженный в свои мысли.

Было слишком темно, чтобы как следует рассмотреть Бена, поэтому я подошла к окнам. Вместо того чтобы включать интенсивное и неприятное флуоресцентное освещение над головой, из-за которого кожа выглядит серой, а больные люди — еще более больными, я позволила теплому послеполуденному солнцу осветить комнату.

— Привет, Бен, — сказала я после того, как шторы были открыты. — Меня зовут Джиджи. Как у вас дела сегодня?

— Готов убраться отсюда и отправиться домой, — в его голосе не было убежденности, а глаза оставались сосредоточенными на стене. Его пальцы нервно играли на коленях.

Бен был пожилым мужчиной, семидесяти восьми лет, согласно его карте, но я бы предположила, что намного моложе, судя по тому, как выглядело его тело. Он был слегка полноват, а его плечи и грудь были широкими. Спина была ровной, а не сутулой, как у большинства пожилых пациентов, которых я встречала. Его ноги почти свисали с края кровати. Он, должно быть, был как минимум на двадцать сантиметров выше моих метра семидесяти трёх. У Бена была густая копна темно-седых волос, аккуратно причесанных и не слишком длинных. Его кожа была загорелой и морщинистой, вероятно, от многолетнего пребывания на открытом воздухе.

Я снова взглянула на его карту и быстро просмотрела ее, чтобы лучше ознакомиться с его пребыванием в реабилитационном центре.

— Ваше бедро уже не болит? — спросила я.

Он поступил с сильными кровоподтеками на всей правой стороне тела, полученных в результате падения. Его бедро так распухло, что он не мог ходить неделю. Откуда, черт возьми, он упал, чтобы нанести такой ущерб?

Бен не ответил на мой вопрос. Он кивнул, не сводя глаз со стены.

— Могу ли я что-нибудь сказать физиотерапевту перед тем, как вы сегодня встретитесь с ней в последний раз? Она не должна принимать вас сегодня, раз бедро снова в норме, но я могу оставить ей записку, если хотите.

Тишина. Его глаза даже не двигались.

Я выждала несколько неприятных минут, чтобы увидеть, ответит ли он в конце концов, но он молчал.

— Хорошо. Значит, я в последний раз проверю ваши жизненно важные органы и, если вы хотите встать с постели, то возьму вас на последнюю прогулку. Хотите прогуляться?

Я молилась, чтобы его ответ был нет. Мысль о лишних шагах вызывала у меня тошноту теперь, когда боль в пятке иррадировала по всей ступне и лодыжке.

Он хмыкнул. Не да и не нет. Просто ворчание в стену.

Я не была уверена, думал ли он о чем-то другом или это была просто грубость, но Бен абсолютно не был заинтересован в разговоре со мной. Не то чтобы я очень хотела болтать.

— Хорошо, Бен, вот в чем дело. Последнее, что я хочу делать прямо сейчас, это ходить больше, чем это необходимо. У меня огромный волдырь на пятке, с которым я хожу весь день. Круг вокруг этого этажа, вероятно, доведет меня до слез. Как насчет того, чтобы я проверила ваши жизненно важные органы, а потом мы пропустим вашу прогулку?

Он не ответил.

— Я просто посижу здесь с вами и буду смотреть на эту стену в течение тридцати минут. А потом пойду в комнату вашего соседа. Хорошо?

Я не стала ждать ответа, да и не собиралась его получать.

— Или, если хотите, можете рассказать мне больше о том, как вы попали в больницу. Если нет, то я просто помолчу. Хорошо?

Опять нет ответа.

— Какой сюрприз? Он молчит, — невозмутимо ответила я. — Правда, Бен. Вы должны научиться позволять мне вставить слово. Невежливо говорить все подряд. А теперь, пожалуйста, помолчите минутку. От всех этих разговоров у меня болит голова в придачу к боли в ноге.

Бен какое-то время молчал, а затем повернул голову ко мне, ухмыляясь.

— Как насчет того, чтобы мы все-таки погуляли? Я чувствую необходимость размять ноги. Думаю, сегодня я мог бы пройти лишний круг.

Пораженное и страдальческое выражение на моем лице, должно быть, было забавным, потому что его ухмылка превратилась в полноценную улыбку, обнажив прямые, но пожелтевшие зубы.

— Шучу, девочка, — усмехнулся он.

Облегчение прокатилось по всему моему телу.

— Вы забавный человек, Бен, — я опустилась в кресло для посетителей. — Не хотите ли вы рассказать мне историю о том, как вы упали и оказались в больнице? — спросила я, используя его шутку как способ узнать больше о Бене Копперсмите.

Бен поерзал на своей кровати из подушек, чтобы посмотреть в мою сторону.

— Был на крыше, чинил утечку у дымохода. Пытался уравновесить себя, ведро смолы и шпатель одновременно. Не знаю, как, но, когда я подвинулся, чтобы спуститься, то потерял опору и соскользнул вниз. По пути смог ухватиться за желоб и замедлить падение. Но все же упал примерно с трёх метров и ударился о цементный тротуар внизу, — сказал он. — Старею, девочка. Годы назад, наверное, приземлился бы на ноги. Теперь… мое тело начинает разваливаться.

У меня вылезли глаза. Какого черта он делал на крыше в семьдесят восемь лет? Да, он был в хорошей форме. Я бы, наверное, дала ему лет шестьдесят, если бы столкнулась с ним на улице. Но, несмотря на свое телосложение, старику нельзя бывать на крышах.

— А… окей, — сказала я. — Вы определенно не похожи на большинство семидесятивосьмилетних мужчин, которых я вижу в больнице, Бен. Но независимо от того, люди старше, ну, не знаю… сорока пяти не должны бродить по крышам. Разве у вас нет семьи или друзей, которые могли бы сделать эту работу за вас?

— У меня много друзей. Никогда не было большой семьи. Однако ни один из них не смог бы выполнить эту работу. И я слишком стар и упрям, чтобы платить какой-нибудь кровельной компании, чтобы она вышла и починила то, что я умею делать и смогу сделать за час.

— Ну, просто чтобы уточнить, вы можете знать, как починить протекающую крышу, но ваше текущее местоположение указывает на то, что вы, возможно, не сможете сделать это самостоятельно, — ответила я. — Почему ваши друзья не могли сделать это за вас?

— Они все в Хайленде.

— Хайленд? Вы оттуда? — я не знала ни одного городка возле Спокана под названием Хайленд, но, возможно, он находился за пределами штата.

Бен повернул свои карие глаза к стене.

— Кладбище Хайленд. Единственный друг, который остался, живет в Монтане.

Если у Бена не было никого, кто мог