Пока Елена размышляла об этом, Алекс подошел к зеркалу,пригладил свои и без того безупречные волосы ладонью, одернул пиджак, поправилгалстук. Он всегда тщательно следил за собой, а в последнее время стал особеннопридирчив к внешнему виду: во-первых, в его возрасте нельзя позволять себераспускаться, а во-вторых, его в любой момент могут сфотографировать.

– Алекс, тебе пора подкрасить волосы, – спокойносказала Лена, подходя вплотную к мужу. – На висках уже видна седина.

– Да, я заметил, завтра же иду к парикмахеру, –так же спокойно ответил он. Алекс не считал зазорным подкрашивать волосы,делать пиллинг, массаж, педикюр, он даже подумывал о вживлении в лицо золотыхнитей, но об этом он пока супруге не говорил. – Кстати, не желаешь, чтобыя записал к нему и тебя?

– Нет, спасибо, меня устраивает моя парикмахерша.

– Ну, как знаешь, как знаешь… Только мой брадобрейЖоржик мигом бы уговорил тебя на колорирование… – Его глаза озорносверкнули. – В экстремально красный… Стала бы клевой чувихой, за такую быдаже панки проголосовали…

– Только этого мне не хватало! – Елена шутяподтолкнула мужа к двери. – Иди уж к своей маникюрше, мне работать надо.

– Слушаюсь и повинуюсь. – Алекс дурашливопоклонился и, пятясь, покинул комнату.

Когда за ним закрылась дверь, Елена, все еще улыбаясь,прошла к окну. Встала у форточки, подставила лицо колючему зимнему ветру,собрала пальцем снежинки, упавшие на раму, и слизнула их. Дурацкая привычкаесть снег осталась с детства (ох, как ругала ее за это мама), и до сих поргоспожа Бергман не могла до конца от нее избавиться. Нет-нет да пожует белыеледышки, и теперь ее за это ругает муж…

Лена высунула руку в форточку, подставив ладонь под медленнопадающие снежинки… Вдруг в груди что-то кольнуло. Да так больно, чтоперехватило дыхание. Елена испуганно схватилась за сердце – неужели инфаркт?Все может быть, ведь она так много работала в последнее время… Но только онаподумала об этом, как боль прошла. Бесследно. Не осталось даже покалывания,лишь легкое томление и какое-то беспокойство. Значит, не инфаркт. Тогда что?

Ответ пришел тут же. Вместе с телефонным звонком. Стоилотолько ее аппарату затрезвонить, как она поняла: ей не обязательно братьтрубку, чтобы узнать, что именно ей хотят сообщить. Она уже знала. Чувствовала.Предвидела.

Елена глянула на разрывающийся телефон и прошептала:

– Старуха умерла!

Анна

Аня сидела в маленькой кухоньке, прижавшись спиной кдребезжащему боку холодильника «Днепр», и невидящим взглядом смотрела в стену.Перед ней на облезлом кухонном столике стоял стакан с водой и пузыреквалерианки. Сумка с уже не нужными продуктами (любимой бабусиной сгущенкой,колбасой, маслом, рисом) валялась поодаль. Аня понимала, что надо бы поднять,но ей совершенно не хотелось двигаться. На нее навалилась какая-то страшнаяусталость. Врач сказал, что это последствие шока и что скоро пройдет, но покачто-то не проходило…

В принципе Анну уже допросили и отпустили на все четырестороны, чтобы не мешала работать следственной бригаде, но вместо того чтобыунести ноги из этой ужасной квартиры, она потихоньку пробралась в кухню (дляэтого пришлось перешагнуть через ноги мертвой бабуси), забилась там захолодильник и замерла. Умысла в ее действиях не было никакого: она несобиралась подслушивать или подглядывать, ей просто хотелось посидеть в своемлюбимом закуточке, ведь именно на этом табурете, прислонившись спиной кхолодильнику, она обычно сидела, когда они с бабусей пили чай… Или когда бабкаЛина читала вслух свою любимую книгу «Ярмарка тщеславия»… Или просторасспрашивала Аню о жизни – о своей она никогда не рассказывала…

Кухня была излюбленным местом их посиделок…

Анна шмыгнула носом и хотела уже было разрыдаться, как напороге кухни показались два человека. Она узнала их, это были два милиционера,что приехали на ее вызов; одного, русоволосого здоровяка, насколько онапомнила, звали Владимиром, а второго, маленького, чернявого, жутко злющего навид, Стасом. Они были крайне увлечены разговором, поэтому Аню не заметили.

– Я тебе, Стасевич, говорил, что это не простаябытовуха, – горячился Володя. – А ты – «подумаешь, старушку почикали,подумаешь, старушку почикали…» Эх ты, Шерлок Холмс хренов!

– Я же не знал, что кинжал, которым ее почикали,антикварный, – обиженно буркнул Стас.

– Не знал ты… Да по нему сразу видно… Я, конечно, вантиквариате тоже не разбираюсь, но сразу понял, что ножичек старинный. И явнодорогой. Отсюда можно сделать два вывода: первый – нож был принесен убийцей ссобой, потому что в халупе старухи нет ничего дороже вот этого холодильника, ивторой – убийца человек не бедный, раз может себе позволить использовать стольраритетный кинжал…

– Не обязательно. Он мог просто не знать, каковаценность кинжала…

– Да одного взгляда достаточно…

– Это тебе достаточно, – не желал сдаватьсяСтас, – а убийца, может, нашел его в помойке…

– Ты к чему клонишь, мать твою?

– К тому, что небедному человеку просто незачем убиватьэту старушенцию! – рявкнул оппонент. – Я еще поверю, что к нейпьяница какой ворвался, чтобы пенсию украсть. Или бомжара, район-тонеблагополучный…

– У нее четыре запора на двери. Через такой заслон ниодин бомжара не прорвется…

– У старух склероз, вдруг забыла запереться?

– Ты разве не помнишь, что девчушка из собеса сказала?Она сказала, что бабулька всегда запиралась. – Володя ненадолго замолчал,видно, что-то обдумывал. – Странно это, а, Стасевич?

– Что именно?

– То, что бабка так баррикадировалась. Чего в этойхалупе брать-то?

– Да уж, брать нечего, даже заначки никакой…

– Может, почистили уже?

– Не… В кошельке, он, кстати, лежит на видном месте,триста рублей. Для алкашей целое состояние…

– Слушай, а эта бабка свою квартиру никакой фирме неподписала? Знаешь же, сколько сейчас их развелось…

– Проверим, конечно, но тебе не кажется, что аферистывыбрали бы более дешевое орудие убийства, например яд или газ?

– Кажется, – уныло согласился Володя. – А чтоговорят свидетели?

– В основном мычат, потому что дом наполовину заселеналкоголиками…

– А та любопытная старушенция с первого этажа,Богомолова, кажется? Она вроде соловьем заливалась…

– Если бы по теме заливалась, тогда бы ей цены не было!На самом деле ни черта она не видела, потому что из квартиры она не выходит –простуды боится, глазка на двери нет, а окна у нее смотрят на так называемыйзадний двор. Единственное, что мы от нее узнали, так это то, что ЭлеонораГеоргиевна въехала в эту квартиру не так давно, то ли пять лет назад, то лишесть, что мы еще выясним. Причем въехала с одним чемоданом, то есть все этобарахло осталось от прежних хозяев…