Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы растопить лед, которым я наполнила себя.
Он выпрямляется, как солдат, возвращающий себе самообладание.
— Прости, что побеспокоил тебя.
Его тон жесткий и формальный.
Он разворачивается и уходит, а я спешу в противоположном направлении. Я все еще не знаю, куда идти, и в итоге прихожу на форму с опозданием.
Я не разговариваю с Закари до конца седьмого года.
Это нелегкий год. Я с трудом завожу друзей, да и работать стало сложнее, ведь мы перешли в среднюю школу. Я трачу много времени на учебу, стараясь не отставать и быть уверенным, что успеваю достаточно хорошо, чтобы оставаться в лучших классах по каждому предмету.
Иногда я вижу Закари в коридорах, на уроках или во время собрания. Он всегда выглядит одинаково: форма безупречна, вьющиеся волосы коротко и аккуратно уложены, выражение лица напряженное и серьезное. Когда мы пересекаемся, он смотрит на меня, но никогда не заговаривает со мной.
Я всегда отворачиваюсь первой.
В конце седьмого года в главном коридоре Олд-Мэнора в огромных стеклянных витринах вывешиваются результаты летних экзаменов. Я не пытаюсь просмотреть списки; я просто смотрю на самый верх, где, как я знаю, будет мое имя.
По каждому предмету в верхней строке написано одно и то же.
#1: Захари Блэквуд и Теодора Дорохова.
Глава 4
Стеклянный гроб
Закари
Теодора Дорохова не подпускает меня к себе.
Она как Белоснежка в стеклянном гробу: я вижу ее совершенно отчетливо, но никогда не могу до нее дотянуться. Как Белоснежка с огрызком отравленного яблока в горле, Теодора словно застыла в каком-то спящем состоянии, ожидая пробуждения.
Может быть, ждет, пока кто-то другой ее разбудит.
Весь седьмой год я наблюдаю за ней издалека. Мы обе оказываемся в лучших группах по всем предметам, а это значит, что чаще всего мы учимся в одном классе. Я вижу ее в коридорах, в столовой младшей школы. Иногда я даже вижу, как ее бледная фигура, словно фантом, движется по дорожке на территории школы или пересекает зеленые лужайки.
Иногда наши глаза встречаются. Она ничего не говорит. В ее глазах нет ненависти и неприязни — но от этого не легче догадаться, почему она отказывается видеть меня рядом с собой. Это лишь усложняет задачу, словно ученый, пытающийся выдвинуть теорию, имея слишком мало доказательств.
Когда наш первый семестр в Спиркресте почти закончился, мистер Эмброуз оставил меня после последнего собрания семестра.
— Похоже, ты неплохо устроился в академии Спиркрест, Закари.
Я киваю. — Думаю, да, мистер Эмброуз. Учителя здесь предъявляют высокие требования. Я стараюсь изо всех сил соответствовать им.
Мистер Эмброуз улыбается и кладет руку мне на плечо. — Я знаю, что это так. Ты произвел прекрасное первое впечатление на всех своих учителей, Закари. Я слышу только самое лучшее.
Моя грудь вздымается от гордости. Я не удивлен, что услышал это — я очень много работал для этого.
— А как насчет Теодоры? — спрашивает мистер Эмброуз. — Ты присматривал за ней, как мы и договаривались? Она хорошо устроилась?
Я делаю паузу, прежде чем ответить. Отец учил меня: отвечая на вопрос, открывай рот только тогда, когда уверен в своем ответе. Открыть рот, не зная ответа, — самый верный способ поспешить и наговорить глупостей.
Мой отец был прав. Каждый день своей жизни в Спиркресте я наблюдаю, как мои сверстники открывают рот, не зная ответа, и торопятся сказать какую-нибудь глупость.
Итак. Ответ на вопрос мистера Эмброуза.
Следил ли я за Теодорой? Конечно, это был мой священный долг, не так ли? Да и как я мог не следить за ней, когда мой взгляд притягивается к ней, как мотылек к огню?
Чувство, возникшее у меня во время той первой встречи, — что она особенная, — никогда не проходило. Со временем оно только усилилось. Теодора — особенная, и мистер Эмброуз попросил меня присматривать за ней, а это тоже кое-что значит.
Что бы ни приводило в движение события нашей вселенной — Бог, судьба, космос, — оно не просто так выбрало меня для этой задачи.
Если Теодора хочет, чтобы я не подходил к ней, это не значит, что я должен отказаться от своей миссии. Я могу дать ей то, что она хочет, и при этом не нарушить свой долг. Мне не придется говорить с Теодорой ни слова, если она того пожелает, но если с ней что-то случится в Спиркресте, я буду знать. Я был бы рядом, если бы она нуждалась во мне.
Так Теодора хорошо устроилась? Это хочет знать мистер Эмброуз. Кажется, он беспокоится о ней. Я его не виню.
— Теодора очень много работает, мистер Эмброуз, — наконец говорю я. — Она теперь во всех лучших наборах.
Мистер Амброуз улыбается и медленно кивает, как будто глубоко задумавшись.
— Я предчувствовал, что так и будет. — Его взгляд снова фокусируется на мне, и он приподнимает бровь. — Она тебе нравится?
Трудно сказать. Теодора тихая и сдержанная. На уроках она держит свои ответы при себе и никогда не поднимает руку. Когда учителя выбирают ее для ответа на вопрос, решения задачи или высказывания своего мнения по теме, она дает короткие, вдумчивые ответы без подробностей.
— Я еще не уверен, мистер Эмброуз. Думаю, мы узнаем это в конце года.
— Что ж, желаю вам обоим удачи. Думаю, вы оба могли бы помочь друг другу.
Я вежливо улыбаюсь мистеру Эмброузу. Теоретически он прав. Мы с Теодорой могли бы помочь друг другу — сколько великих достижений в истории было вызвано соперничеством?
Но Теодора сейчас, похоже, сама себе башня из слоновой кости. Башня из слоновой кости внутри башни из слоновой кости Академии Спиркрест — впечатляющее достижение, на самом деле.
К сожалению для меня, трудно конкурировать с тем, кто отказывается даже признать твое существование.
Но я терпелив. Как два небесных тела, связанных одной гравитацией, мы с Теодорой никогда не сможем избежать друг друга.
В этом я уверен.
В конце седьмого класса я осматриваю доски с результатами экзаменов для каждого класса. Я не удивлен, обнаружив свое имя в верхней части каждой доски, но больше, чем следовало бы, я удивлен, обнаружив рядом с ним имя Теодоры.
Закари Блэквуд и Теодора Дорохова.
Я бы предпочел, чтобы мое имя стояло отдельно на самом верху — подтверждение моего интеллектуального превосходства над сверстниками, — но видеть