Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А может, дело в том, что, когда она росла, ее собственная мать не давала ей стричь волосы, тщательно отмеряла порции и наказывала, если осанка была не прямой.
— Я буду осторожнее, — говорю я ей. — Обещаю.
— Нам придется придумать для тебя небольшой план диеты. — Тон моей мамы бодрый, и она слегка сжимает мою щеку. — Ничего слишком строгого, конечно. Я не хочу, чтобы у тебя были нездоровые отношения с едой.
Это магическое предложение, которое она всегда произносит, словно заклинание, отпугивающее расстройства пищевого поведения. Моя мама смертельно боится, что я буду выглядеть не так идеально, но она также смертельно боится, что какой-нибудь британский таблоид обвинит меня в расстройстве пищевого поведения.
Поэтому я киваю, соглашаюсь и делаю все, что она говорит. Тем летом она водит меня по магазинам, перебегая из одного дизайнерского магазина в другой, чтобы у меня были идеальные сумки, идеальные туфли, идеальная одежда. Она водит меня к эстетисту, чтобы подкрасить ресницы, потому что они слишком светлые, чтобы удалить тонкий пушок бледных волос с верхней губы, рук, ног.
В зеркале мое отражение меняется день ото дня, становясь все более гладким, блестящим и красивым.
И еще более кукольным, чем прежде.
В восьмом классе я открываю для себя поэзию.
Я не имею в виду, что изучаю ее впервые. Я узнала о стихах в начальной школе; в пятом классе мы даже писали хайку. В 7-м классе мы тоже изучали стихи в Спиркресте — полдня посвятили изучению военных стихов разных времен и культур.
Но я открыла для себя поэзию, когда училась в восьмом классе.
Поэзия — это как предмет, который я видела раньше, но никогда не рассматривал по-настоящему. И вот однажды я увидела ее истинную форму, огромную и почти захватывающую дух красоту. Я открыла для себя поэзию, и она наполнила мое сердце невыразимым чувством.
Ожидание уроков английского стало мучительным. Я была слишком нетерпелива. Я хотела читать все время, наполнять ею свой мозг. Я ходила в библиотеку Спиркреста, мое любимое место в кампусе. Секция поэзии там занимала почти целый этаж, что казалось вполне уместным.
В конце восьмого класса я открыл для себя Джона Китса и однажды открыл первую страницу его "Эндимиона". Это стихотворение достаточно длинное, чтобы стать книгой, и я знаю, что оно будет особенным.
Первые строки останавливают меня на месте.
— Красота — это радость на века: Ее прелесть возрастает; она никогда не превратится в ничто…
Я перечитываю эти строки снова и снова, сердце замирает.
Красивые вещи не уходят в небытие. Эта истина сильно задевает меня, потому что ее долгое время пыталась привить мне моя мама.
Эту истину уже понимают другие девочки из моего класса. Они знают, что красота придает им значимость, что она не позволит им быть никем. Именно поэтому они смотрят обучающие программы на своих планшетах и часами напролет учатся делать прически, макияж, узнают, как сделать кожу красивой, чистой и сияющей.
Я всегда считала, что моя красота должна исходить изнутри меня — из моего характера, моего ума и моей души. Но я ошибалась. Мои сокурсники знали это. Моя мать знала это. Даже Китс, такой чувствительный и эрудированный, как он, знал это.
В тот год я начала обращать внимание на свое отражение в зеркале. Не позволяя своему взгляду соскользнуть с кукольной фигурки, стоящей там, а действительно обращая на нее внимание, тщательно ее изучая. Каждый день я спрашиваю себя: красива ли эта вещь, или она уйдет в небытие?
Поэтому я перестаю заплетать волосы в косы и начинаю завивать концы, завязывая их в атласные ленты, которые купила моя мама. Я очищаю кожу и начинаю ухаживать за ней, наношу макияж, чтобы подчеркнуть свои черты, которые слишком просты, чтобы быть красивыми. Я внимательно слежу за своим телом и тщательно отмеряю порции, отказываясь от сладостей и десертов.
Следующим летом, когда я приезжаю домой, моя мама останавливается у подножия лестницы, чтобы посмотреть, как я спускаюсь к ней.
— О, Теодора! Ты такая красивая!
Ее глаза, такие же голубые, как и мои, широко раскрыты, а розово-розовый рот округлился. Она совершенно искренна. Я знаю это, потому что ей никогда бы не пришло в голову лгать мне, просто чтобы быть милой. И потому что она никогда раньше не называла меня красивой.
Этот момент укрепляет в моем сознании две вещи.
Во-первых, моя работа приносит плоды. Я отказываю себе в десертах и сладостях, каждый вечер тщательно слежу за зеркалом в поисках любых признаков несовершенства, которые необходимо искоренить, часами примеряю новый макияж, чтобы найти идеальный баланс: выглядеть красиво и при этом не выглядеть так, будто я пыталась сделать себя красивой. Ношу дизайнерскую одежду и аксессуары, укладываю волосы волнами с помощью щипцов для завивки.
Все это время и усилия были потрачены не зря.
Второе — и самое важное — что Китс был прав.
Я становилась красивой и, как следствие, наконец-то обретала ценность в глазах матери.
Пока еще не совсем достойной любви. Но впервые я чего-то стоила.
А вот в девятом классе все становится сложнее.
Быть умной и красивой — это не просто так. Они оба требуют огромной работы.
Есть столько, чтобы хватало энергии, но не набирать вес.
Вставать достаточно рано, чтобы умыться, сделать макияж, причесаться, но при этом оставаться допоздна, чтобы успевать посещать кружки после уроков, делать домашние задания и читать.
Быть достаточно общительным, чтобы завязать дружбу и стать популярным, но при этом всегда быть достаточно сосредоточенным, чтобы произвести впечатление на всех своих учителей.
Упорная работа приносит свои плоды. В девятом классе у меня впервые появились друзья. Не настоящие друзья, конечно. Настоящая дружба — та, о которой я читала в книгах и стихах, — это глубокая, искренняя связь. Настоящая дружба — это преданность, товарищество, связь.
Но это не дружба в Спиркресте.
Моя дружба в Спиркресте — это дружба с самыми красивыми, самыми популярными девушками: Серафиной Розенталь, Камиллой Алави, Кайаной Килберн и Жизель Фроссар. Это дружба по расчету, как и дружба, которую всю жизнь поддерживала моя мать. Мы становимся девочками, о которых все говорят, девочками, с которыми хочет сидеть каждая вторая девочка в году.
Я очень хорошо понимаю последствия популярности. Как и красота и ум, это обоюдоострый меч. Вы многое получаете от нее, но это