– Да как же не просить-то, я ж голодный!

– Хотите, я вам свой хлеб отдавать буду, и мама моя вам приносит же буханку.

– Да мало мне, пойми.

– Я-то понимаю, так они ж бьются, больно должно быть бьются?

– Больно, оно-то и вправду больно, да с болью я свыкся, а вот к голоду, видно, вовеки не привыкнуть.

«Чувство голода получается делает человека не столь восприимчивым к боли? Это удивительно!» – делала свои «открытия» в этой жуткой «школе жизни» Лида.

Всё когда-нибудь заканчивается, вот и Лидин срок в психушке подошёл к концу.

И снова вернулась она в «свой» мир, который показался ей уже и не таким «своим». Она и сама изумлялась своему новому «видению» буквально всего и всех. ТЮЗ, в котором она служила, был по-прежнему наполнен какой-то разноголосицей, что представлялась ей сейчас подобным птичьему щебетанию: обо всём и ни о чём. Если кто-либо кого-либо о чём-либо спрашивал, то не только не ожидался ответ, а ждать его было просто неуместностью, несуразицей, нелепицей, «плохим тоном», наконец… Сплетни-слухи, злорадство, откровенная злость, враньё… всё то, что не замечалось ею ранее, вдруг облепило её со всех сторон, и иногда чудилось, что задохнётся она от всего от этого, но… она сама же себе и объяснила, что это у неё с непривычки, что слишком долго пробыла она в психбольнице, где было всё повзаправдашнему, где больным нечего было друг перед другом притворяться или играть какие-то «роли», потому что всем психбольным, как и детям, была открыта п р а в д а! И для себя Лида решила, что не будет обижаться или дуться на коллег и знакомых, ни сердиться на маму, а воспринимать всех такими, какие они есть.

«Ведь и Марк Аврелий говорил: “как ты не бейся, человек всегда будет делать одно и то же”», – думала она и улыбалась собственной умудрённости.

И всё в Лидином существовании стало благополучно складываться. Разменяли они свою квартиру на две однокомнатных, неподалёку друг от друга. Как шутила мама: «И замужем, и дома!»

Лида научилась не думать ни о Нём, ни о прошлом, вообще. Как ей объясняли в больнице: люди, живущие в прошлом, как бы по-настоящему и не живут. Они постоянно «проживают» вновь и вновь то, уже несуществующее, и довольствуются «умственной жвачкой». И те, кто живёт «будущим» также полноценно не переживает нынешнее. Тот/та предвкушает то, что ещё не настало, и в этом их неполноценность, ущербность… Только «настоящее», пусть самое тусклое, незамечаемое в своей бесцветности, и есть самое п р а в и л ь н о е! Конечно, нервные срывы не обошли Лидочку стороной, но она утешала себя, «с кем не бывает»…

Театральная карьера складываться не могла, потому как время было и не «театральное» и не «киношное», непонятно и какое… по-любому «музы молчали»! Но подвезло Лиде – начали снимать её в рекламных роликах, а оплачивались они великолепно, она за съёмку могла заработать столько, сколько ей не снилось – за месяц, а то и – за полтора-два в театре. И стала она у з н а в а е м о й, люди обращали на неё внимание в трамваях, троллейбусах и метро.

– Ты у меня теперь, как телезвезда или кинозвезда, – говорила ей «приходящая» мама. – Все знакомые о тебе только и говорят, просто знаменитость, как Саша с Лолитой, – гордилась она дочерью.

Ролики, в которых снималась Лида, заказывали, как потом она поняла, «финансовые пирамиды». В них снимались и актёры, вроде кабаре-дуэт «Академия», и Владимир Пермяков в роли Лёни Голубкова для «МММ», либо они озвучивались хорошо известными всем голосами дикторов Центрального телевидения, как для компаний «Тибет», «Русский дом «Селенга» или «Чара»…

Правда, Лиду они раздражали, их постоянно крутили по ТВ. «Хопёр-инвест отличная компания… от других» – не могла слышать она этот слоган, который как заводные, бубнили Александр Цекало с Лолитой Милявской. Как впрочем и другие, ставшие расхожими фразы из рекламных роликов вроде, «Я не халявщик, я партнёр», «Неплохая прибавка к пенсии» или просто «Куплю жене сапоги»… Лида особо не задумывалась над этой, почти лихорадочной, охватившей многих, страстью к быстрому обогащению… просто констатировала, что вместо поисков «синей птицы счастья» все, чтобы не прослыть дураками («если ты такой умный, покажи свои деньги»), бросились «делать деньги», но когда произошло крушение пирамид, она стала свидетелем многочисленных трагедий, особенно после катастрофы с «МММ».

Соседка по площадке, молодая женщина с двумя маленькими детьми, вложившая в «МММ» деньги, что заняла у разных людей, попыталась покончить с собой, наглотавшись таблеток. Лида сама вызвала ей «неотложку», и полночи просидела с плачущими детишками, не понимавшими, почему их маму унесли на носилках. На рассвете всё же удалось их наконец уложить. С утра, когда подъехала мать молодой женщины, забравшая внучат к себе, Лида отправилась в токсикологический центр, ей по телефону сказали, что удалось откачать женщину и что можно её проведать.

Радостная Лида шла к зданию Центра, и даже не чувствовала тяжести бутылок с минералкой специально для больной. Но, только завидев собравшихся у здания людей, почуяла – беда! К своему несчастью не ошиблась – молодая женщина, выбросившаяся из окна Токсикологического Центра, была её соседкой! Только послышался хруст от разбившихся бутылок с минеральной водой…

В тот вечер с Лидой истерики не случилось. Она лежала на диване неподвижно, уставившись глазами, которые было невозможно даже веками прикрыть, в белое пространство потолка. Чувства все будто бы помертвели, она не только говорить не могла, но и закричать, и заплакать, и… ничего-ничего, совсем ничего не могла.

Такой на следующий день её и застала бедная мама. И как и раньше началась её «борьба за дочь». Снова уколы, лекарства, капельницы… и вот вновь Лида чувствует эту жуткую душевную боль и острое чувство собственной вины, словно это и она, она тоже, была виновна в гибели, страшной, посиротившей малых детей, той молодой женщины, своей соседки.

– Лидочка, ты лично, ни в чём не виновата, – уверяла её мама, – наоборот, ты хотела её спасти, вызвала «скорую», и её удалось вернуть к жизни. Просто травма её психики оказалась как бы «несовместимой» с жизнью.

– Мама, – ты не понимаешь – плакала Лида, – я ж не говорю, что я прямой виновник, в данном случае в её гибели виноват Сергей Мавроди и иже с ним. Я о другом, о соучастии, со-виновности… Ведь люди в е р и л и мне или Владимиру Пермякову, что играл для «МММ» Лёню Голубкова и несли