местным аборигенам. Этот улыбчивый тонкокостный предтеч казался слишком хрупким для наемнической работы, но это было обманчивое впечатление. Он несколько раз спасал мне жизнь, пока мы, рискуя собой, вытаскивали мойёрцев из ям и пещер, куда их сгонял ашшер Бин.

Переглянувшись с ним, мы улыбнулись друг другу, как уже заядлые заговорщики, и устремились в установленном для нас направлении.

Я раскинул ментальную сеть на целый сайн, прислушиваясь к изменениям, и нам действительно повезло.

Аборигены прятались под землей, в искусственно созданных шахтах, вход в которые терялся в зарослях каких-то колючих кустов.

Опускаться в эти шахты было опасно, поэтому мы решили выманить мойёрцев на поверхность, используя ментальное внушение.

Конечно, это было ужасно трудно и энергозатратно, но я не зря считался самым способным учеником в своем потоке, поэтому Лорран прикрыл меня ментальным щитом, чтобы мои манипуляции не почувствовал никто из нашего отряда, а я присел на камень, сконцентрировался и… направил под землю локальный ментальный импульс, напрочь лишающий страха и требующий аборигенам подчиниться нам.

Через пять минут они начали выходить. Грязные, оборванные, худые — мойёрцы представляли собой весьма жалкое зрелище. Внешне они напоминали предтечей, но были более низкорослыми, черноволосыми и совершенно слабыми физически. Ментальными дарами не обладали

Я с трудом удерживал ментальное влияние, чувствуя, что мой внутренний резерв вот-вот опустеет, когда наконец Лорран подал мне знак, что сумел завладеть вниманием несчастных. Оказалось, что среди них были те, кого мы уже спасали ранее, и нас узнали.

Пресекая шум, Лорран указал им направление, куда они должны были поспешно уйти, а я с трудом поднялся на ноги.

Толпа особей в двести поспешила исчезнуть с этого места, и только лишь девушка-мойёрка задержалась дольше остальных, выразительно глядя в лицо моего товарищу.

От нее потекло отчетливое восхищение, да такое сильное, что Лорран откровенно смутился. Я не сдержал усмешку: он был мелковат как для предтечей, но для низкорослых мойёрцев был идеален, в отличие от меня — чрезмерно высокого и широкоплечего. Похоже, ему удалось завоевать одно юное сердце.

Лорран знаком указал девушке поспешить и она, взглянув на него в последний раз большими грустными глазами, исчезла за зарослями.

Похлопав товарища по плечу, я предложил создать вокруг ментальные помехи, чтобы никто из отряда не смог заметить шлейф эмоций, все еще витавший в воздухе, и он согласился.

Однако, как только мы принялись концентрироваться для этого, раздались истошные крики боли.

Это были мойёрцы. Ослушавшись нас, они свернули в другом направлении и наткнулись на остальных разведчиков. Началась резня.

Когда мы телепортировались, из двухсот особей осталось не больше пятидесяти. Они истошно кричали, о чем-то умоляя, а я застыл на месте, не в силах отвести взгляда от этой жуткой картины отчаяния.

Вдруг из этой толпы спасшихся в нашу сторону рванула та самая девушка, которая так недавно доверчиво смотрела Лоррану в глаза.

Она искала защиты. Она умоляла о помощи, но Хварт — правая рука ашшера Бина — прицелился, собираясь выстрелить в нее бластером.

Лорран не смог…

Не смог бездействовать.

Он телепортировался к ней и успел прикрыть ее своими щитами, и заряд, выпущенный Хвартом рассеялся в воздухе, натолкнувшись на них.

Это было прямое непослушание. Непослушание, после которого должно было последовать ментальное подчинение. Навсегда…

Я в ужасе застыл, смотря на своего товарища, который только что подписал себе смертный приговор.

Он тоже казался испуганным, но потом его взгляд переменился, и в глазах его появилась решимость.

Он готов был на все.

Ему надоело.

Он выхватил бластер и начал палить… по предтечам, успев подстрелить троих, прежде чем ашшер Бин, как раз вынырнувший из воздуха рядом, не заставил его замереть.

Подчинение!

Самое страшное слово для любого предтеча!

Я знал, что сейчас будет: ашшер заставит Лоррана истребить оставшихся аборигенов своими собственными руками, причем, наиболее жестким способом…

И я тоже не выдержал.

Выхватил бластер и… пристрелил товарища, чтобы он не стал чудовищем в своих собственных глазах.

Его остекленевшие вмиг глаза не смогли передать благодарность, которую он послал мне, но мое ментальное восприятие ее уловило…

Я проснулся с воплем и резко присел.

Было так больно, словно кто-то выворачивал наружу мою грудную клетку.

Опять этот сон! Я проживаю его снова и снова, не в силах остановить жуткие воспоминания.

Я чувствую вину. Перед Лорраном, перед мойёрцами, перед той девушкой, которую тут же убили сразу после смерти Лоррана.

За смерть товарища я был наказан двадцатью ударами плетью, но меня не убили, потому что на тот момент Лорран считался преступником, поэтому моя вина была «невелика».

Я хотел бы забыть все это! Хотел бы не помнить, но прошлое снова и снова приходило ко мне и требовало… возмездия? Наказания для меня???

Что я должен был сделать, чтобы это наконец прекратилось???

С того момента прошло триста тысяч лет. Наша раса предтечей уже успела исчезнуть с лица этой вселенной[7], а я… а я по — прежнему жил с той же болью и виной…

Снова откинувшись на подушках, я мучительно закрыл глаза.

Память — это истинное богатство живого существа, но… не в моем случае. Для меня она — настоящий бич…

* * *

Алиса

Я проснулась с колотящимся сердцем.

Страх, боль, жуткие страдания и полнейшее отчаяние — вот, что я сейчас увидела во сне.

И посреди всего этого — принц Риан!

Он убил своего товарища, чтобы спасти его от еще худшей участи! Сколько же боли он пережил!!!

Медальон на шее почти обжигал. Но не светился. Я сжала его пальцами, но на сей раз он не принес мне успокоение. Почему? Не из-за него ли я сейчас увидела во сне эту жуткую историю?

А может, это просто мое воображение разыгралось?

Нет! Я чувствую, что это не так. Всей душой чувствую!!!

Вскочив посреди ночи, я набросила халат и дрожащими руками достала чистый холст. Не встану с рабочего места, пока не закончу эту картину. Ни за что!

И я начала рисовать.

Но не Риана. И не жуткие эпизоды резни. И даже не тамошние горные пейзажи.

Я начала изображать ее — юную смуглянку, которая смотрит влюблёнными глазами на того, кто ее спас.

Я рисовала и плакала. Я знала, что жизнь этих двоих оборвалась слишком быстро и ужасно несправедливо. Именно поэтому я должна была увековечить эти черные влюблённые глаза!!!

Закончила я только к обеду, то есть через девять часов.

Меня сразила дикая усталость и я, не снимая халат, завалилась спать.

* * *

Через час.