– А мне всегда пекли торт в день рождения, – сказала Оливия. – Но мне редко было с кем его разделить. Лишь повзрослев, я стала выезжать куда-то с друзьями. И да, мне двадцать шесть лет, если вам интересно.

– Нисколько.

Тарек ответил честно. Если что-то и интересовало его в Оливии, то уж точно не возраст.

– Это нормально для человека, который и свой-то возраст не помнит, – подметила Оливия. – Сколько лет вы прожили в пустыне?

– Пятнадцать. Периодически я приходил во дворец, разговаривал с братом. Но редко оставался здесь даже на ночь.

Неожиданно Тарек поймал себя на мысли, что как будто начал сильнее любить мир. Теперь, когда в нем не было Малика.

– Сегодня с вами легче общаться, – призналась Оливия.

– Мне приятней жить совсем без общения.

– Скучаете по одиночеству?

Тарек нахмурился:

– Нет.

– Этой ночью вам что-то снилось?

Он попытался вспомнить, но разум снова окутал туман.

– Это был не сон. Что-то другое. Меня разбудило нечто.

Тарек знал, что это была боль. Боль воспоминаний. Но говорить об этом вслух не стоит.

Дверь зала открылась, и вошла служанка с дымящимся кофейником и корзинкой булочек.

– Может, хоть сейчас присядете? – предложила Оливия.

И в этот момент пришло озарение. Тарек вдруг понял, что удивляло его в Оливии.

– Ты меня не боишься? – спросил он, отодвигая кресло от стола.

Он сел там, где служанка поставила кофейник и сейчас наливала ему чашку кофе.

– Ночью я испугалась, – призналась Оливия. – Потому что вы были с мечом.

Резкая, жгучая боль пронзила грудь Тарека.

– Я не сделал тебе больно?

– А вас бы огорчило, если бы сделали?

Его не смутил этот вопрос.

– Я серьезно отношусь к защите женщин и детей.

– Слова не мальчика, но мужа, – улыбнулась Оливия. – Но все же, почему вы ходите во сне?

Отчаяние обжигало Тарека изнутри.

– Я не знаю, – ответил он сквозь стиснутые зубы. – Откуда, черт возьми, мне знать причину?

– Не нужно злиться. Я сама полгода принимала снотворное после того, как… – Оливия запнулась, сглотнула, и Тарек заметил, как дыхание ее сбилось. – В общем, иногда уснуть не так уж просто.

– Я не принимаю снотворное.

– Даже если я смогу вас убедить?

– У тебя на это двадцать девять дней.

– Тридцать, – возразила Оливия.

– Двадцать девять.

– Вчерашний день не считается, ведь…

– Двадцать девять, – перебил Тарек.

– Если вы намерены во всем со мной спорить, как я смогу вам помочь?

– К твоему сожалению, у меня не покладистый характер.

Оливия встала и уперлась ладонями о стол:

– К вашему сожалению, у меня тоже. – Она расправила плечи и вздернула подбородок. – И вообще, вам нужно подстричься. И побриться. И купить костюм.

Тарек ухмыльнулся:

– Это срочно?

– Да, раз у меня всего двадцать девять дней. Это наш план на сегодня.

– Мне кажется, тебе это нужно больше, чем мне. Оливия скрестила руки на груди, и этот жест не остался без внимания Тарека.

– Я задалась целью, господин шейх. А меня научили добиваться своей цели. – Она выдохнула. – В общем, так. Сейчас мне нужно сделать пару звонков. Встретимся в вашем кабинете через полчаса.

С этими словами Оливия вышла из-за стола и пошла к двери. Тарек снова остался один.

Оливия боролась с желанием принять успокоительное перед тем, как пойти в кабинет Тарека. Но нет, надо самой справляться с приступами паники. К счастью, сейчас тревога настигала ее только в самолетах. И еще при виде голого мужчины с мечом посреди ночи. Однако в этом случае тревога была не единственным чувством.

Но сколько можно вспоминать его обнаженным? Она его совсем не знает. Понятно, что с этим человеком не оберешься проблем. Он и впрямь больше зверь, чем мужчина. С другой стороны, как иначе, если одна из целей их потенциального брака – рождение наследника?

В сексе как таковом Оливия не видела ничего плохого. Секс – одна из составляющих супружеской жизни. Причем одна из самых приятных. Глупо питать иллюзии, что в браке с Тареком ее ждет воздержание. Два года целомудрия после смерти Маркуса – более чем достаточно.

Не додумав последнюю мысль до конца, Оливия постучала в дверь.

В теории все всегда просто, другое дело – практика.

– Открыто, – раздался изнутри грубый голос.

Оливия толкнула дверь и вошла. Дыхание замерло в груди, когда она увидела его у стола в позе командира – со сложенными за спиной руками. Тарек умеет произвести впечатление. Сейчас ей нужно просто признать этот факт и двигаться дальше.

– Я вошла, – доложила Оливия, театрально взмахнув рукой. – Предлагаю сразу перейти к делу.

– Я согласен слушать тебя в деле моего окультуривания. Но это не значит, что тебе дан полный контроль надо мной.

– Только на ближайшие двадцать девять дней.

Тарек хмыкнул себе под нос, а Оливия подумала, что за неполные два дня это его первое проявление смеха.

– Нет. Если ты и впрямь станешь моей женой, уясни себе сразу. Я не знаю, как было у тебя с мужем. Но со мной ты будешь именно женой, а не начальником.

Оливия выставила вперед ладони.

– Я не собираюсь вами командовать. И еще, я не хочу никак обсуждать мой первый брак.

– Ты говорила о нем сегодня утром.

Оливия вздохнула:

– Если эту тему поднимаю я, то можно.

– Со всеми женщинами так тяжело? – вздохнул Тарек.

– Невыносимым мужчинам – да.

Взгляд его черных глаз оставался безразличным.

– Значит, дальше будет интересней.

– Это я вам обещаю. Надеюсь, во дворце есть ножницы и бритва?

– Не уверен. Сейчас узнаем.

Тарек подошел к двери кабинета, открыл ее и сделал один шаг в коридор. Затем выкрикнул какое-то слово – имя служанки или приказ, Оливия не знала.

– Что вы хотите? – спросила она.

– Узнать, есть ли бритва.

– Для этого у вас телефон на столе.

– Об этом я не подумал, – как ни в чем не бывало ответил Тарек и вошел в кабинет. Подойдя к столу, он принялся осматривать стоящий на нем телефон.