Двери спальни открылись, и внутрь вошла та, о ком он только что думал. С ней была еще одна женщина, которую Тарек раньше не видел. Женщина катила перед собой стойку на колесиках, увешанную одеждой.

– Это Серена, – представила Оливия свою помощницу. – С этого дня она официальный дворцовый стилист.

– Здравствуйте, – поздоровался Тарек с обеими женщинами.

– У нас есть ширма, за которой вы можете переодеваться, – сказала Оливия.

Тарек переводил взгляд с одной девушки на другую, не понимая, зачем ему нужно от них прятаться. «Вероятно, им самим так будет спокойнее», – решил он.

В памяти скользнуло воспоминание, как Оливия дотронулась до него в ванной. Да, ширма все-таки нужна.

В то время как Серена растягивала ширму, Тарек подошел к стойке и снял с нее первый попавшийся костюм. Не говоря ни слова, он зашел за белый экран и расстегнул брюки.

Сменяя наряды, Тарек слышал, что Оливия и Серена без умолку переговариваются. Но у него не было ни малейшего желания знать о чем.

И еще ему было все равно, что он мерил. Все было одинаково удобно и неудобно в то же время. В вопросе одежды Тарек готов был положиться на вкус Оливии.

К нему подошла Серена. В руках ее была рулетка, выражение лица было сосредоточенным. Она приложила рулетку к его плечу и потянула вниз. Тарек молчаливо ждал. Ждал, что повторится то чувство, когда его коснулась Оливия. Но оно не приходило.

Вот подошла и Оливия. Она упирала в кулачок подбородок и оценивающе смотрела на Тарека.

– Что скажешь, королева? – не без ехидства спросил Тарек.

– Фасон однозначно ваш, но нужно подгонять размер.

– По-твоему, это можно надеть на коронацию?

Глаза Оливии блеснули ярким голубым огнем.

– На коронацию?

– Да.

– Но почему вы не говорили о ней?

– Мы общались всего два раза, – объяснил Тарек. – Максимум три. Причем одна из бесед закончилась плачевно.

Серена присела перед ним на колени, растягивая рулетку от его ступни до бедра. Оливия сначала посмотрела вниз, потом снова подняла взгляд.

– Ты хочешь что-то сказать, Оливия?

– Вам точно удобно? – спросила она вместо ответа.

– Тебе не все равно?

Оливия поджала губы, тщательно подбирая слова.

– Естественно, нет! – воскликнула она. – Я ваша потенциальная невеста. И еще мне не все равно, что скоро коронация. Там будут журналисты, Тарек. Нам нужно решить, будем мы там вместе или вы будете один. Лично мое мнение – нужно идти вместе.

– Мы еще не решили, будем ли мы вообще вместе, – заметил Тарек.

– Мы не решили, – повторила Оливия уверенным тоном. – Зато я решила. Я должна быть там.

– Тебе так нужна власть? – спросил Тарек. При этих словах холод сдавил его грудь. – Власть портит людей. Жажда власти однажды уже разрушила мою семью. И я не допущу, чтобы это повторилось.

– Я этого не говорила. Однажды вы сравнили себя с оружием. Вы – прирожденное оружие, я – королева. Давайте каждый будет заниматься тем, для чего родился.

– Может, вам лучше возглавить какой-нибудь комитет? – предложил Тарек.

– Это другое.

– У вас есть хоть какая-то эмоциональная привязка к Тахару? Желаете ли вы успеха этой стране?

Оливия посмотрела в глаза Тареку решительным, целеустремленным взглядом:

– Это приходит со временем.

– Неправильный ответ.

Она тяжело вздохнула, глаза ее блестели.

– Я хочу, чтобы… – Оливия отвела взгляд в сторону, но потом снова посмотрела ему в глаза. – Мне нужен дом, Тарек. Дом, в котором я не буду чужой. Я нужна вам здесь, и я хочу быть вам нужной. Позвольте мне применить свои умения.

Серена продолжала молча выполнять свою работу, как будто в комнате она была одна. Оливия же тяжело дышала, ее грудь вздымалась и опускалась при каждом вдохе.

– Но ты можешь применить их лишь через замужество, не так? – Тарек пристально смотрел на нее. – Как же тебе должно быть тяжело! Твоя жизнь всегда будет зависеть от чьего-то решения. В данном случае – от моего.

Тарек видел, как нервно пульсирует жилка на шее Оливии. Она словно птичка, угодившая в клетку.

– Госпожа Оливия, – раздался снизу голос Серены. – Я сняла все мерки и теперь могу…

– Теперь вы можете нас оставить, – перебил Тарек. – Нам с госпожой Оливией нужно многое обсудить.

Серена не замедлила подчиниться.

Тарек привык к такому повиновению. Равно как к людям, подчиняющимся его приказам. Дверь за служанкой закрылась, и Тарек с Оливией снова смотрели друг другу в глаза.

Тарек медленно расстегивал верхние пуговицы рубашки. Он видел, как Оливия следит за каждым его движением. И он был очарован этим. Она интересовала его не просто потому, что была женщиной. Серена, к примеру, тоже весьма симпатична. У нее красивые черные волосы, более пышная грудь, длинные ноги. Но химии не случилось.

– Я смотрю на вас, мой шейх, – сказала Оливия холодным тоном, – и вижу, что ваше будущее неразрывно связано со мной. И тут не важно, поднимите вы с колен свою нацию или нет. Никто другой вам не поможет. Кто у вас есть? Бывшие советники брата? Или новички, которых вы только что утвердили в должностях? С ними вас бы короновали в том виде, в котором вы жили в пустыне. Ваш народ принял бы вас за психа. Как может управлять страной тот, кто не в состоянии прилично одеться? Как может представлять целую нацию тот, кто зарос, как терновый куст? Ваши помощники обучили вас уловкам общения с прессой?

Тарек чувствовал дискомфорт. Впервые он ощущал себя абсолютно потерянным. В последние дни все внимание он уделял привыканию к жизни во дворце и к новой должности. Да, у него был план. Он знал, чего хочет для страны, и был уверен, что морально готов сделать все, что требуется от истинного лидера Тахара. Но пресса, журналисты, аудиенции и площади, заполненные людьми, – к этому он не был готов.

Что делать в этих обстоятельствах, он не мог себе и представить. Он не знал, как ведут беседу цивилизованные люди. Что уж говорить про интервью и официальные речи. Он умел посеять страх в сердцах врагов. Знал, как внушить ужас в противника одним махом меча.

Но политика, дипломатия, манеры… Все это ему чуждо.

Как прикосновения Оливии.

Он – повелитель жизни и смерти. Человек, переживший кровавые битвы и жестокие пытки.

Шейх Тарек аль-Халидж знает, что такое нестерпимая боль. Он выживал в ситуациях, где впереди была только смерть. В жизни так мало вещей, которые его пугали. И одна из них – обучение новому и такому неинтересному.

Он посмотрел на Оливию – на ее хрупкие формы и худые руки. Руки, которые однажды уже прикасались к его коже. Когда последний раз его кто-то трогал? В бедуинских лагерях женщины перевязывали ему раны. Все остальное – лишь удары противника в бесчисленных битвах.