— Да? — обрадовалась я. — А ИннокентийПавлович разжился ключом от чердака и лезет на крышу.

— Аферист, — презрительно бросил предпоследний и сдостоинством сообщил:

— Я занял у соседки денег, чтобы расплатиться за такси.

— Отдашь с первого гонорара, — кивнула я инаправилась к двери.

— Ты не оставишь меня, — перешел Михаил Степановична трагический шепот.

— Суп в холодильнике, солянка на плите.

Он бухнулся на колени и лбом уткнулся в пол. Обхватил моиноги руками и горько заплакал, перемежая всхлипывания выкриками: «Елизавета».Значит, плохи дела: не только в долг не дают, но и к столу уже не приглашают. Итеперь перед ним трагический выбор: либо умереть, либо начать работать. Япотрепала его по плечу и сказала:

— Есть место дворника.

Он вскрикнул и побледнел.

— А также сторожа. Сутки дежуришь, двое дома.

Михаил Степанович сполз на пол и распластался у моих ног. Струдом дотянувшись до сумочки, я извлекла кошелек, пересчитала деньги иположила сотню на журнальный столик.

— Все, — сказала я сурово.

В этот момент в дверь позвонили. Осторожно перешагнув черезМихаила Степановича, я пошла открывать. На пороге стоял Иннокентий Павлович вмятом костюме, с галстуком, сбившимся набок. Волосы взлохмачены, глаза горятнездоровым блеском, знакомый аромат коньяка известил мое обоняние, что последнийосновательно поддержал себя перед решительным разговором.

— Лиза, — начал он, но я перебила:

— Момент, Михаил Степанович еще не закончил своймонолог.

Последний с любопытством заглянул в комнату, где МихаилСтепанович орошал слезами ковер на полу, а я пошла к телефону и набрала номерМышильды.

— Алло, — пискляво отозвалась она, а яосчастливила ее:

— Собирайся в экспедицию.

— Ты это серьезно?

— Конечно.

— А деньги?

— Деньги — мои проблемы.

— Мы правда туда поедем? — недоверчивопереспросила сестрица.

В этот момент оба бывших супруга простерли ко мне руки своплями:

— Елизавета… — один басом, другой дискантом, и ярявкнула:

— Да хоть к черту.

Сборы были недолги. Я легка на подъем, а в тот день на менянапала особая легкость, чему немало способствовали два обстоятельства: воплиМихаила Степановича за стеной, походившие на рев раненого медведя, причеммедведя музыкального (он то и дело сбивался на мотив популярной ямщицкойпесни), и ночное бдение Иннокентия Павловича в кустах возле дома. Он занял тампозицию ближе к одиннадцати вечера, курил, смотрел томно на мои окна и время отвремени устраивал под ними пробежки, восклицая: «Ах, Лиза, Лиза», чем оченьволновал меня и нервировал соседей. К утру я была готова отправиться кудаугодно. Южный берег Крыма, безусловно, предпочтительней, но я уже обещалаМышильде, что возьму ее с собой, а везти ее к морю не хотела из вредности.Хочется ей искать сокровища, пусть ищет.

В девять утра Иннокентий Павлович, вдоволь набегавшись,возник на пороге моей квартиры. Михаил Степанович оглашал громким храпомжилище, но звонок в дверь его потревожил, и он предстал перед нами в оранжевойпижаме и разных тапочках.

— Иннокентий Павлович, — сказал он сдостоинством. — Не мешало бы вам подумать о людях. Мы отдыхаем. Вчера вы итак слишком долго отвлекали Елизавету от домашних дел, а сегодня в такую раньмы вновь вынуждены вас видеть.

— Да пошел ты… — ответил Иннокентий Павлович, который,будучи на восемь лет моложе и чуть крупнее своего предшественника, иногдасгоряча мог себе и позволить кое-какие вольности.

— В чем дело, Лиза? — вскинув голову, мелодичнопробасил Михаил Степанович, а я с улыбкой сообщила:

— Вынуждена вас покинуть. Отбываю в экспедицию.

— А как же твоя работа? — забеспокоился МихаилСтепанович (к моей работе он относился с трепетом).

— Мертвый сезон, — утешила я. — Отправляюсьсегодня.

— С кем? — насторожился Иннокентий Павлович.

— С сестрицей, а вы тем временем займитесь разменомквартир.

Развернувшись на пятках, я пошла за чемоданами. Оба бывшихсунули головы в дверь и стали наблюдать за мной, потом в два голоса вопросили:

— Ты куда?

— За сокровищами, — охотно сообщила я.

— За какими? — проявил интерес Михаил Степанович.

— За семейными.

— Это опасное предприятие, — встревожилсяон. — Рядом с тобой должен быть мужчина.

— Может, повезет, — пожала я плечами.

— Я хотел сказать, что мог бы поехать с тобой, —обиделся Михаил Степанович, а Иннокентий Павлович двинул его в ребра локтем,вроде бы нечаянно, и заметил:

— А почему это вы? Я тоже могу. И у меня отпуск. Вконце концов, я имею больше прав.

— Плевать, — презрительно бросил МихаилСтепанович, театрально выбросив вперед ладонь. — Я люблю Лизаньку, любовьвыше условностей, что нам людское мнение…

Иннокентий Павлович опять двинул локтем, и Михаил Степановичдекламацию прекратил.

— Все, ребята, — заявила я, с улыбкой глядя наних. — Вы тут развлекайтесь, а я вслед за мечтой… Михаил Степанович, кактам дальше?

— Белеет парус одинокий, — грустно сказалИннокентий Павлович, а Михаил Степанович забеспокоился:

— Лизанька, а экспедиция продлится долго?

— До первых морозов, — ответила я.

— А как же… я имею в виду… — В этом месте он трагическивздохнул, а я перевела взгляд на журнальный столик. Сотня уже исчезла. Заметивмой взгляд, Михаил Степанович приуныл и ссутулился.

— Тебе следует немного похудеть, — бодро заявила яи скомандовала:

— Берите чемоданы и к машине.

Предварительный этап намеченной экспедиции на этом незакончился. Заехав за Мышильдой, которая тоже собрала три чемодана, непонятнозачем — проку от ее нарядов как от дождя в январе, мы отправились к ее маме,моей тетке. Она проживала