могилку искать пытался…

– Зачем?

– Ну как зачем? Папашка твой в ней бриллиантов на сто тысяч спрятал.

– Откуда ты это знаешь?

– Я тогда в ювелирной лавке Брандта художником служил. Твой папашка в ней медальоны и заказал. А незадолго до того он спрашивал у хозяина, сколько весит партия бриллиантов стоимостью в сто тысяч рублей.

– Он её купил, эту партию?

– Не знаю. Во всяком случае, не у Брандта.

* * *

1873 год

Расставшись с Оськой Хвастуном, Дерзкий направился на Николаевский вокзал, где сдал в камеру хранения холщовый мешок с деньгами, похищенными у брата. Потом по Лиговке побрёл в сторону Обводного, размышляя над тем, что же делать дальше?

Эх, знать бы, что брат держит револьвер не в шкапу, а в столе… Хоть и сволочь он последняя, но родную кровь Дерзкий проливать не собирался. Ему был нужен только медальон.

Что ж… Ничего теперь не исправишь. Придется навестить квартиру ещё раз. Таинственные Ефросинья с Иннокентием, так не вовремя появившиеся, увидев труп, наверняка вызвали полицию. А полиция, скорее всего, арестует и кухарку, и дворника. Что Дерзкому на руку.

Обводный канал был чертой, за которой начиналось царство бродяг и нищих. Здесь у них были свои трактиры, «гостиницы» и лавки. В одну из них, торговавшую одеждой, Дерзкий и зашел. Хозяин, кинув взгляд на его драный армяк, с ходу предложил:

– Готов обменять на рубище и полтинник.

Бродяги частенько меняли свою одежду на худшую с доплатой, которую пропивали.

– Нет. Мне наоборот надо. В дворники желаю поступить. Но сперва, сказали, надо приодеться.

– А деньги-то у тебя есть? Ведь и сапоги понадобятся, и спинджак, а ещё теплый кафтан на зиму.

– Зима ещё не близко. Пока без кафтана обойдусь, – сказал Дерзкий, демонстрируя красненький червонец.

Хозяин лавки понимающе усмехнулся – раз кафтан не нужен, значит служить дворником бродяга будет недолго, ровно до того момента, пока какую-нибудь квартиру в доме не обчистит. Порывшись в тюках с тряпьём, купец быстро и недорого приодел Дерзкого. А отсчитав сдачу, тихо шепнул:

– Ежели что, я и слам беру.

Сламом у воров называлась добыча.

– Раз слам берешь, может, и перышками торгуешь? – предположил Дерзкий.

– Для хороших людей найдется всё, – улыбнулся хозяин лавки и достал из ящика конторки связку отмычек, которые преступники именовали перьями. – С тебя ещё пять рублей.

Дерзкий кинул синенькую бумажку и, попрощавшись, снова вышел на Обводный и не спеша отправился обратно на Коломенскую.

* * *

Заняв в трактире тот же столик, за которым сидел утром, Дерзкий принялся наблюдать за домом. Сперва в парадную вошли четверо переодетых агентов сыскной, потом из неё вывели под конвоем кухарку в аленьком платочке и дворника. Следом за ними выскочил франтоватый молодой человек и, свистнув извозчику, велел отвезти на Большую Морскую.

Ещё через полчаса из парадной вышли четверо агентов и разбрелись в разные стороны. Чуть погодя подъехала черная карета, в которую городовые погрузили носилки с трупом. И только после этого дом покинул пристав.

– Квартиру, дверь и ворота во двор опечатать, – приказал он околоточному и строевым шагом отправился в участок.

Когда на колокольне собора пробило четыре, в трактире нарисовался Оська. Погулял он на славу, о чем свидетельствовал подбитый глаз. Дерзкого Хвастун узнал не сразу:

– А чего ты вырядился? Жениться, что ли, собрался?

– Садись.

– Эй, услужающий, ну-ка водки, живо, – приказал Оська, удивленный тем, что его подельник, как и утром, попивает чай.

– Приятеля твоего, Прокопия, в участок забрали, – сообщил Дерзкий.

Оська захихикал.

– И кухарку тоже. В доме теперь никого. Самое время туда опять заглянуть.

– Вместе пойдем?

– Нет, я один. Ты на шухере постоишь. Если вдруг опасность увидишь – дворника выпустят или полицейские вдруг вернутся, начнешь громко петь. Я тогда через черный ход уйду.

Оська налил себе рюмку и выпил:

– Пошли.

Дворником Дерзкий переоделся неспроста. На оборванца, открывающего запечатанную полицией дверь, могли бы обратить внимание прохожие и сообщить городовому. А дворник на то и дворник, чтобы двери открывать. Хоть и запечатанные. И хотя отмычки Дерзкий держал впервые в жизни, с замком в парадную справился быстро, да и с дверью в квартиру проблем не возникло. Увиденное в бывшей столовой неприятно его поразило – витрины были варварски разбиты. А это означало, что заклады забрали не полицейские, а воры. И Дерзкий даже знал их имена – Ефросинья и Иннокентий.

Но где искать воришек? На всякий случай он обшарил кухню, вскрыл сундучок с личными вещами кухарки, но медальона так и не нашел. Кто его забрал? Полицейские или воры?

И только портрет отца висел на прежнем месте. Дерзкий сходил на кухню, взял там поварской нож и, вернувшись в столовую, вырезал портрет из рамы. Аккуратно свернув в трубочку, он засунул его в карман дворницкого фартука. Подобрав с пола бланки ломбардных квитанций – авось пригодятся, он вышел из квартиры и, спустившись вниз, сделал знак стоявшему на шухере Оське следовать за ним. Дойдя до Лиговки, Дерзкий зашел в один из её многочисленных трактиров. Хвастун заскочил следом. На этой раз Дерзкий заказал водки и себе.

– Ну что, заклады забрал? – спросил Оська.

– Нет их там.

– Полицейские унесли?

– Нет, воры. Ефросинья и Иннокентий. Знаешь таких?

Хвастун пожал плечами. В Петербурге и в его окрестностях промышляли тысячи мазуриков, со всеми не перезнакомишься.

– Тогда сегодня ты ночуешь в съезжем доме Московской части, – огорошил Оську Дерзкий.

– Что я там забыл?

– Друга своего Прокопия. Узнай у него, как нашли труп, какие ценности из квартиры вынесли…

– Так он и скажет…

– А ты его шкаликом угости.

– А где я его возьму? Винной лавки в кутузке нет, – снова захихикал Оська.

– С собой принесешь. Возле съезжего дома притворишься мертвецки пьяным, обыскивать тебя не станут.

– А что я такого натворю, чтобы меня в кутузку забрали?

– Ничего. Ты разве забыл, что я теперь дворник? Скажу, что ты на улице буянил и господин городовой распорядился тебя сюда доставить. Документы у тебя в порядке, завтра с утра отпустят.

– Ну ладно. Раз надо – сделаем. Только сперва надо выпить. И брюхо набить.

* * *

Ломбарды Ямской слободы обходил агент, переодетый извозчиком. Все звали его Ефимычем. К ростовщику Сарайкину он пришел, когда на улице стемнело и хозяин запирал ставни.

– Здорово, Ефимыч, – поприветствовал тот сыщика. – Опять что-то ищешь?

– На вот список, погляди. – Агент сунул ростовщику бумагу.

Сарайкин пробежался глазами сверху вниз:

– Нет, ничего такого не видал. Ты ж меня знаешь, Ефимыч, я краденого не беру.

Сыщик был уверен в обратном, но пока ещё ни