— Ржать изволите, любезный? — Захарченко потянулся уложить волосы, но не выдержал и засмеялся, — Стрелок! Ты не представляешь, как было трудно объяснить полковнику, как поручик лейб-гвардии Лермонтов умудрился гуляя по склону горы в дождливую ночь отстрелить себе палец, поскользнуться на мокрых камнях и упасть лицом на этот самый палец, объяснить и не заржать!

Вадим засунул указательный палец в нос и гнусавым голосом повторил:

— «Господа, у меня в носу что-то застряло, не посмотрите?»

— Я, конечно, всяко видел, — Захарченко вытер слезы, — но чтобы так!

— Да ладно тебе. Пойдем к доктору?

— Смысл? Этот Михаил Юрьевич живучий как, как, ну не знаю, как ишак.

— Скорее гордый как оРелъ, — последнее слово Вадим скаверкал, — Только друг его бледненький так и замер. Не к доктору, тогда пошли собираться в дорогу.

Захарченко привел в Пятигорск отряд, который он набрал в Петербурге из ветеранов. Некоторые воевали и на кавказской войне, знали обычаи и быт местных. Вадим же ценил больше всего знания местных языков, в которых он не разбирался. Вместе с отрядом шли нанятые извозчики, которые отвечали за груженные оружием и взрывчаткой телеги с новой торсионной подвеской. Вадим сидел на одной из них, рядом с зелеными ящиками. Рядом дремал Ефим, накрытый старым солдатским мундиром.

Из города выступили утром, в составе большого отряда. Горцы часто нападали на караваны военных, стараясь нарушить сообщение между крепостями.

— О, какие люди! — Захарченко отвлек Вадима от карты.

К ним подъехал с десяток разномастных всадников, во главе которых ехал Михаил Юрьевич с перевязанной рукой и синим от удара носом.

— Утро доброе, ваше благородие! — Лермонтов поздоровался с Захарченко, старательно игнорируя Вадима.

— А я поручик, даже и не надеялся, что вы нас сегодня догоните, — Захарченко пригладил усы, — Отлежаться не захотели?

— Быстрее повоюю, быстрее вернусь, — Лермонтов ехал мрачнее тучи.

— Миша, — Вадим сказал громко, и оба Михаила повернулись, — Как думаешь, можно ли нашего поручика теперь называть мальчик с пальчик?

— Что-то комары расквакались, — заметил Лермонтов, как муху сплеча стряхнул.

— А ну-ка, Цыц! Оба! — Захарченко перешел на командный тон, — уж коли я за вас, паршивцев отвечаю, то будьте любезны, ведите себя соответствующе Российскому офицеру и не позорьте мундир! Мало того что потащили с собой какой-то сброд, так еще и гавкаться на глазах у подчиненных вздумали!

Захарченко так старался, что начал плевать слюной.

Вадим и Михаил Юрьевич громко хмыкнули и отвернулись друг от друга.

Под маленькой рощицей у ручья отряд остановился на привал. Ефим скинул кепку с лица и выбрался из повозки.

— Вашблогородие, уф, пылища-то какая, я за водой схожу, — он схватил чугунный котелок и пошел к ручью.

Вадим вылез на грунтовую дорогу и прошелся по обочине, чтобы размять ноги. Лермонтов и Захарченко что-то громко обсуждали чуть впереди.

— Вашблогородие, освежитесь, — Ефим дернул Вадима за локоть и протяну железную кружку с холодной водой. Сам он не пил, хоть на усах еще сидела дорожная пыль.

— Спасибо, Вадим прильнул к кружке, а Ефим поставил котелок на землю и уставился на Лермонтова.

— Шебутной человек, колючий. Нет для него мирской радости на этом свете, не видит жизней людей вокруг.

— А я думаю, что поручик очень остроумен и наблюдателен, хоть и на редкость вреден, — Вадим вернул кружку и замер, уставившись на Лермонтова.

Захарченко закончил говорить и пошел к Вадиму, который смотрел как бы сквозь капитана.

— Воды, вашблогородие? — Ефим протянул кружку Захарченко.

— Спасибо, братец, — Михаил выпил и утер усы, — Вадим, а ты чего?

Капитан проследил за взглядом друга, но не увидел ничего, кроме проплывающих облаков над горной переправой, где должен пройти отряд.

— Знаешь, друг Миша, нутро мне подсказывает, что все пойдет ооой как непросто, — Вадим осторожно подтянул к себе Захарченко и рукой указал на горы.

— Что там? — не понял капитан.

— Да ты выше смотри, — Вадим говорил тихо, но с какой-то натяжкой в голосе.

— Ну небо, там.

— Еще.

— Облака, — Захарченко уже хотел спросить, а не перегрелся ли его друг на солнце, когда что-то щелкнуло в голове. Глаза наконец зацепились за аномалию. Прямо над переправой висело большое облако и не двигалось, когда рядом проплывали остальные.

— Пресвятая мать Богородица, — первым из оцепенения вышел Ефим и перекрестился. Захарченко подхватил жест.

— Вадим, а что это?

— Да я откуда знаю?

— Ты напоминаешь умного человека.

Вадим не стал отвечать на колкость, когда он смотрел на облако, у него как бы шевелилось все нутро Не Вадима.

— Доедем и узнаем, Вадим пошел и сел в телегу, спокойно проверяя револьверы в кобурах. Ефим умыл лицо и сел рядом, перезаряжать ружье.

— И это всё? — Захарченко нашел в себе силы больше не пялиться на переправу.

— А что ты хочешь? — не понял Вадим, — батюшку позовем?

Захарченко обратился к отряду:

— Ладно. Всем, проверить оружие! Выдвигаемся в дозор.

Ефим подал поводья скакуна Вадиму, который с сожалением посмотрел на спину бедной животины.

— По коням!

Глава 3

— Смотри, Лермонтов увязался за нами! — Михаил крикнул потемневшему Вадиму, который скакал на взмыленном коне.

— Ага.

С Лермонтовым отправился отряд нанятых охотников. Молодой поручик лейб-гвардии быстро нагнал Захарченко, чтобы услышать ругань в свою сторону.

Вадим же не переставал следить за проездом в горах, через который они должны были пройти. Высокие стены гор защищали от ветра, но таили в себе опасности. Вот за камнем на высоте промелькнула черная спина, потом еще и еще. Конь под Вадимом заржал, зверюга не выдерживала и вымотано клонила голову к земле.

— А ну, держись, — Вадим ущипнул коня за шею и дернул вожжи. Не помогло, конь сплюнул пену и повалился на землю. Вадима выкинуло из седла на полной скорости, конская туша пролетела над ним и упала в облако пыли.

— Коня угробил! — закричал Лермонтов, не видящий, как в него целятся со склона.

Вадим поднялся и вынул уцелевшее револьверное ружье из кобуры у седла. Отряд остановился перед самым въездом на переправу.

— Ты чего?

Вадим не ответил, выстрелил. Пуля прошла над ухом побледневшего Лермонтова и, отскочив от камня, впилась в загорелое лицо. Черкесс схватился за окровавленную рану и покатился к грунтовой дороге, поднимая облака пыли.

— Засада! — заорал Захарченко, вынимая ружье из чехла.

С боков послышались хлопки выстрелов, слишком далекие, чтобы хорошо прицелиться по всадникам. Вадим почувствовал, как дрожит земля. С той стороны переправы шел крупный отряд повстанцев. Они улюлюкали, кричали и стреляли в воздух, чтобы напугать русских.

— Садись, мать твою! — Захарченко протянул руку Вадиму, чтобы увезти его обратно к каравану.

— Нет, встретим