Мне кажется странным, что двое друзей превратились во врагов из-за женщины.

— Ты ведь знаешь, кто такая сава́ри? — интересуется Рисай.

— Кажется, это что-то вроде Куклы. — Я даже не пытаюсь скрыть сарказм, когда отвечаю. — Любовница и рабыня в одном лице.

— Не совсем. — Рисай тотчас опровергает мою версию. — Каждый высший двуликий может взять себе женщину для удовольствия. Он ставит на её плече золотое клеймо в виде полумесяца. Это означает, что по отношению к женщине применено право Золотого месяца. В течение этого времени она живёт в доме двуликого. Её обучают всему, что должна знать савари, чтобы доставлять удовольствие своему мужчине.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Хочу, чтобы ты понимала суть этих особых отношений. Ты ведь знаешь, что тогда на Земле действовали старые законы и порядки, установленные ке-тари? Женщинам, получившим статус савари, в те времена нельзя было беременеть. За это казнили.

— Да, я знаю это! Слышала много раз от ещё живых родителей, умолявших никогда не попадаться на глаза двуликим, — говорю, а в груди закипают злость и раздражение.

— Заняв высокий пост, мой друг взял себе савари. Её звали Хлоя, — кажется, ничего вокруг не замечая, продолжает Рисай. — И так вышло, что однажды она забеременела.

— Я всё ещё не понимаю, как твой рассказ связан со мной, — напоминаю я двуликому, желая побыстрее добраться до сути.

— Ты спросила, что я делаю здесь… — Он с тяжёлым вздохом снова отстраняется. — Моему другу сказали, что между мной и его савари была связь. Я пытался всё объяснить, но друг предпочёл поверить не мне. Когда он узнал о беременности савари, ему даже в голову не пришло, что ребёнок может быть от него. Как только Хлоя родила, мой друг приказал казнить савари, а ребёнка отдал. С тех пор он ненавидит меня и винит во всех своих бедах. Его ненависть дошла до того, что он отправил меня в изгнание.

Я сжимаю губы и моргаю, чтобы не дать пролиться навернувшимся слезам. Это очень грустная история. Если только Рисай говорит правду.

— Послушай, я не оправдываю твоего друга, но… Ты ведь сам сказал, что савари в те времена запрещалось беременеть. Твой друг поступил так, как велел закон ке-тари.

Знаю, мои слова звучат чудовищно жестоко. Наверное, мне следует проявить сочувствие, жалость, толику понимания. Женскую солидарность к несчастной соотечественнице. Но как ни странно, я ничего подобного не испытываю.

— Дело было не в законе. Мой бывший друг, — Рисай интонацией выделяет слово «бывший», — просто хотел сильнее уязвить меня. Показать свою власть. И лишний раз напомнить, что она в его, а не в моих руках.

— Насколько же велика его власть?

— Ровно настолько, насколько может быть велика власть наместника Земли, представляющего интересы Императора ке-тари.

Чего-то такого я и ожидала в ответ. Хотя, разумеется, не могла и подумать, что мой «хозяин» когда-то водил дружбу с самим наместником.

— Знаешь, сюда, в этот район Земли доходит мало новостей. Но даже их достаточно, чтобы понять, наместник не самый ужасный из всех двуликих. — Я демонстративно зеваю, прикрывая рот ладошкой. — Прости, уже поздно, и я плохо соображаю. Но почему я вообще должна верить тебе? Человеку, купившему меня за шестьсот тысяч галаксов?

— Значит, ты отказываешься помочь мне?

— Я не отказываюсь, но и не даю согласия, — нахожу я, как мне кажется, идеальный вариант поведения. — Я привыкла делать выводы сама, а не слепо принимать чужое мнение. Мне нужно время всё обдумать. А мой уставший и голодный организм не в состоянии ни о чём думать.

Я поднимаюсь из-за стола, очень надеясь, что Рисай не придушит меня прямо сейчас. Не знаю, что думает двуликий, но выглядит он очень спокойно. И даже ледяной взгляд кажется то ли потеплевшим, то ли усталым, как мой.

— Ты, по-моему, велел Марку приготовить ужин, — улыбаюсь я, окончательно обнаглев. — Давай поужинаем. Я жутко хочу есть. А к разговору о мести вернёмся позже.

Рисай кивает и тоже встаёт из-за стола. Подходит молча ко мне и, легонько придерживая за спину, ведёт через всю комнату к выходу.

У самой двери он вдруг останавливается, заставляя замереть и меня.

— Дарья! — не поворачиваясь, обращается он ко мне. — Прежде чем выйдем отсюда, я хочу, чтобы ты узнала кое-что… Той савари, которую казнил мой друг, была твоя матушка. Ты — дочь наместника Земли!

***

Рисай

Прикасаясь к Дарье, я чувствую, как от моих слов по её спине пробегает дрожь.

— Что? — Девчонка вперивает в меня взгляд так похожий на тот, каким смотрел Элрой Керташ в день, когда появился у меня в Ста́вке и получил отказ в помощи. — Повтори, что ты сказал!

— Твой отец, — повторяю, раз уж она так просит, — наместник Земли казнил твою маму, а тебя позволил…

В какое-то мгновение мне кажется, что она вот-вот бросится на меня с кулаками.

— Замолчи! — Дарья вдруг вырывается из моих рук. Отскакивает как от заразного. — Это ложь! Мои родители простые земляне, и они мертвы!

— Конечно, — развожу я руками, всем видом показывая нежелание спорить с ней. — Если тебе проще думать там…

Пару минут мы, не отрываясь, смотрим друг другу в глаза.

Ловлю себя на мысли о том, как хорошо, что у нас есть инъекции препарата. Проверенная защита от зависимости, которую вызывает у ке-тари женский взгляд. Меня ждали бы серьёзные проблемы, если учесть, как часто за короткий промежуток нашего знакомства Дарья смотрела мне прямо в глаза.

— Ладно, — махнув рукой, делаю шаг к девчонке. Что-то слишком затянулось её молчание. Признаться, я ждал слегка иную реакцию на новость о родителях. — Забудь пока всё, что я сказал. Давай, поедим. А о делах поговорим как-нибудь потом.

Протягиваю руку и пытаюсь осторожно приобнять Дарью, но она неожиданно резко отталкивает меня.

— Нет, не потом! Сейчас! — Девчонка упрямо качает головой. — Твои слова о наместнике и… Ты можешь доказать?

Мне остаётся только удивляться, насколько недоверчива моя маленькая Кукла. Умом она явно пошла в отца, а не в мать. И вовсе не так глупа, как я себе представлял.

— Могу ли я доказать? Да, чёрт возьми! Идём.

Я разворачиваюсь и иду к письменному столу. Слышу, как Дарья тихо следует за мной.

— Садись! — указываю ей на кресло, откуда она недавно встала.

Дарья усаживается. А я тем временем включаю комтайп, нахожу среди всей хранящейся информации несколько тонких текстовых пластин и загружаю их на экран.

— Мне незачем лгать тебе, Дарья! Вот, смотри сама. — Разворачиваю комтайп экраном к девчонке Керташа. — Надеюсь, этих доказательств тебе будет достаточно?

Она не торопится опускать взгляд на экран, но я вижу, как сильно гложет её любопытство.