новый гибрид. Полный надежды, Жером спросил меня, могу ли я представить его образцы нашим парфюмерам. Фабрис пришел в восторг:

– Гениально, я обязательно хочу это увидеть.

Все мгновенно решилось: мы отправимся на юг по направлению к Маноску, оттуда поднимемся посмотреть поля Жерома. На стеллажах рядом с фотографиями его успехов Фабрис поставил несколько старых снимков сбора жасмина, туберозы и роз в Грассе. А еще фото старого перегонного аппарата на тележке. Фабрис, сын парфюмера, чувствует себя здесь как дома. В Париже Фабрис как будто в изгнании.

Для меня, внука жительницы Прованса, поездка в Маноск – это прежде всего новое погружение в детские воспоминания, когда я проводил каникулы на юге в доме, где все шкафы пахли лавандой.

Моя бабушка в начале века прожила несколько лет в этом аромате, пока училась в Дине. Когда она рассказывала об этом, к ней возвращался местный акцент. Она говорила о лаванде как о ветках оливы или засахаренных фруктах на Пасху. Перед Первой мировой войной после уроков нравственности школьные учителя просили учеников, чтобы те уговаривали родителей посадить лаванду в их хозяйствах, чтобы семейное дело помогло процветанию всего региона. Разумеется, Маноск – это еще и вселенная великого писателя Жана Жионо. В «Провансе» он пишет, что лаванда высшего сорта растет высоко, в отрогах Монтань-де-Люра. Она – душа Верхнего Прованса. Писатель называет историческим сердцем лаванды бедные земли овец, камней и ветра между Альпами и Провансом. В первые десятилетия XX века весь регион жил лавандой. Это был мир селекции, перегонных аппаратов, рынков в Дине и Маноске, на которых торговали эссенцией. Жионо пишет: «В пору сбора урожая вечера благоухают, краски заката – это земля, устланная срезанными цветами. Примитивные перегонные аппараты, установленные возле водоемов, дышат красным пламенем в ночи».

История лаванды в Провансе еще более древняя. Дикая лаванда всегда росла в этих местах на склонах гор, и семьи пастухов срезали кусты серпом banassiures. Самые ранние из сохранившихся перегонных аппаратов датируются XVII веком. Начиная с 1850 года спрос на лавандовую эссенцию настолько вырос, что кустарные производства по дистилляции начали расширяться и технически оснащаться. На смену маленьким перегонным аппаратам приходит передвижная модель, которая ездит из деревни в деревню, чтобы обработать свежий урожай, собранный крестьянами. Почти на сто лет такие перегонные аппараты станут частью жизни региона. Тележки с медными баками, запряженные мулами, постепенно уступили место грузовикам, но функции не изменились. К 1890 году лаванду начали высаживать на полях. Это было необходимо, чтобы удовлетворять растущий спрос парфюмерной индустрии. Сбор дикой лаванды практически исчез как промысел после кровавой бойни Первой мировой войны из-за нехватки рабочих рук. Жюльен, брат моей бабушки, был убит на Сомме в 1915 году в возрасте 20 лет. Бабушка никогда об этом не говорила, она предпочитала вспоминать о лаванде.

Культурная лаванда постепенно вытеснила из производства дикую, и ее аромат со временем стали воспринимать иначе. Это была своего рода расплата за невероятную популярность и повсеместность использования лаванды, в течение века непосредственно влиявшей на развитие парфюмерного производства в Грассе. Процветание индустрии было неразрывно связано с сенсационным успехом предпринимателей города и их домов парфюмерии. 1920–1930-е годы – это одновременно пик популярности лаванды, золотая эпоха Грасса и натурального сырья. Великие имена – Шиммель, Лотье, Шири – будут ассоциироваться с историей города до шестидесятых годов. Чтобы обеспечить их потребности в эссенции, открывались крупные перегонные производства. Лаванда способствовала тому, что Грасс превратился в мировую столицу парфюма.

Когда мы с Фабрисом приехали в Маноск, то сначала отправились на плато Валансоль. Перед Второй мировой войной это была каменистая земля с дубовыми и хвойными лесами, там паслись овцы и росли миндальные деревья. В феврале, когда цвел миндаль, вид на плато был очаровательным, но заморозки убивали будущий урожай почти каждый третий год.

Миндалем занимались бедняки. Бабушка вспоминала, что женщинам, которые кололи орехи, платили скорлупой. Они собирали ее, чтобы топить печь.

Миндаль предназначался сначала для производителей нуги, и мы всегда вспоминали этих женщин, когда покупали ее в Монтелимаре с моими бабушкой и дедушкой. Перед самой войной несколько местных первопроходцев решили засеять плато. Рассказывают, что в 1938 году в Валансоль прибыли тракторы, одни из первых в сельском хозяйстве Франции, а уже начиная с 1950 года плато сочли подходящим для выращивания лаванды и пшеницы в промышленных объемах. За несколько лет миндальные деревья уничтожили, тысячи гектаров очистили от камней, и Валансоль зацвел бескрайними полями лаванды.

Полвека спустя все изменилось. Хотя большинство посетителей этих мест об этом не догадывались. Поля Валансоля, знаменитые благодаря почтовым открыткам, засажены уже не лавандой, а лавандином. Настоящий сюрприз. Родственник лаванды, гибрид двух разновидностей, более продуктивный, более стойкий, лавандин захватил плато, и с 1970-х годов он – хозяин этих мест. Лавандин намного дешевле лаванды, и его эссенция навязала себя индустрии как природный источник нот, напоминающих лаванду, несмотря на его запах с явно выраженным оттенком камфары. Лавандин используется в функциональной парфюмерии, в моющих средствах и средствах для стирки, в шампунях. Никто не уточняет, лаванда это или лавандин, чтобы не разочаровывать туристов. Растения похожи, чтобы их различать, нужна привычка. У лаванды более короткие стебли, в ее цвете больше голубизны, за ней престиж ее истории и тонкость аромата. Лавандин необходим для промышленной парфюмерии, и он занимает бо́льшую часть плантаций и декоративных посадок в этом регионе.

Чтобы найти настоящую лаванду, нужно подняться выше в горы, в те места, откуда она родом.

Каждый год в июле между долиной Дюранса и ущельями Вердона тысячи гектаров цветущих полей предлагают уникальную феерию, огромные пространства насыщенных сиреневых и фиолетовых волн, встречающихся на горизонте с лазурью неба. Когда в середине июля наступает пора сбора лавандина, сборщики работают днем и ночью. Невероятное зрелище, когда тракторы входят в океан голубовато-сиреневых стеблей, оставляя за собой светло-зеленую полоску обрезанных кустов. Собранные цветы сразу отправляются в контейнеры, которые послужат перегонными аппаратами, подключенными к пару на ближайшем перегонном заводе.

Медленно двигаясь среди этого буйства красок, мы с Фабрисом поднимались по плато вверх по узким дорогам, серпантином вьющимся среди дубов, пока не добрались до фермы Жерома между горой Ванту и Баноном. Там, намного выше полей лавандина, продолжает существовать лаванда Прованса. Сын и внук земледельцев, Жером был рад принять нас тем июльским утром в разгар сбора урожая. Яркие голубовато-сиреневые ленты среди белой гальки, кусты, вокруг которых роятся пчелы, высятся над всей равниной и открывают потрясающий вид