Они мне ничего не заплатят и купят мне билеты в экономкласс, и моей маме это не будет давать покоя еще несколько месяцев, но я – принцесса Лея, и только это важно. Я – Лея и могу жить хоть на дереве, но этого у меня не отнять.

Я никогда не думала, что может настать такой день, когда я, может быть, буду надеяться, чтобы у меня это отняли.

Харрисон Форд болтает с Кэрри Фишер в перерыве на съемках специального выпуска передачи «Выходные со «Звездными войнами» на Си-би-эс.

Фото предоставлено «APImages»/Джорджем Бричем.

Фильм снимали в Англии, так что я могла прогуливать колледж, не покидая места преступления. Мой друг Риггс одолжил мне свою квартиру в Кенсингтоне за универмагом «Баркерс», там я и жила все три месяца съемок.

Я помню, как приехала на площадку в самый первый съемочный день, пытаясь казаться как можно более скромной. Студия находилась в Борхэмвуде – в сорока пяти минутах езды от Лондона, – и там с меня сняли мерки для костюмов и сделали пробный макияж и прическу. (В команде были почти одни мужчины. Так было и так есть и сейчас. Это мужской мир, а шоу-бизнес – это то, что мужчины едят на обед, а женщины рассыпаны по нему, как излишне квалифицированная приправа.)

Выбранная прическа повлияет на то, как каждый человек в мире, который смотрит кино, будет воспринимать меня всю мою оставшуюся жизнь. (А может, и дольше – трудно представить какой-нибудь телевизионный некролог без фотографии той юной неопытной круглолицей девушки с двумя пучками по бокам.) Жизнь начинается, поехали. И я переступаю ее порог в длинном невинном белом платье с прической голландской школьной матроны семнадцатого века.

Мне дали роль в «Звездных войнах» с нелестным условием, что я похудею на пять килограммов, так что у меня в мыслях было не «Ура! Я получила работу!», а скорее «Я получила работу и потянула лодыжку». 10 процентов гонорара я должна была отдать агенту, которому не надо было худеть.

И я отправилась в санаторий для тучных. В Техасе. Неужели не было такого санатория поблизости от Лос-Анджелеса? Единственные ответы, которые пришли мне на ум, это 1) нет, потому что в Лос-Анджелесе все и так были худые и 2) нет, потому что это был 1976 год, и пройдет еще немало лет, пока люди заболеют фитнесом, культом тела и понастроят такие санатории повсюду. Единственным гуру фитнеса тогда был Ричард Симмонс – яркое пушистое существо, которое отдаленно напоминало клоуна Бозо, только еще гей, а для клоуна это было бы уже чересчур, хотя я, слава богу, не знала этого клоуна лично, так что не берусь судить.

Мама советовала санаторий в Техасе под названием «Зеленая дверь», но, наверное, он назывался «Золотая дверь», потому что единственной зеленой дверью, о которой хоть кто-то слышал, был порнофильм «За зеленой дверью», который известен тем, что сделал имя актрисы Мэрилин Чемберс если не нарицательным в широком смысле, то точно нарицательным в мире порно. (Я посмотрела этот фильм в пятнадцать лет и впервые услышала там слово «минет»).

В этом техасском санатории для тучных я познакомилась с Энн Лендерс (она же Эппи Ледерер), известной журналисткой, которая вела рубрику «вопрос – ответ», и леди Бёрд Джонсон, и они взяли меня под свое (тучное) крыло, где было не очень-то удобно. Леди Бёрд, когда я сказала ей название «Звездные войны», послышалось «Звездные клоуны», а Энн/Эппи все одаривала меня непрошеными советами за не самым плотным ужином, на который подавали горелую куропатку, которую, казалось, сначала просто опалили, а потом основательно сожгли. Еды все равно было больше, чем нужно, и с тяжелым сердцем и еще более тяжелыми щеками я уехала оттуда через неделю.

Когда мы начали съемки, я старалась как можно меньше светиться, чтобы дирекция не заметила, что я не похудела, как меня просили. Я весила всего 50 килограммов, но примерно половина этого приходилась на щеки. Может, мне специально заплетали эти пучки по бокам, чтобы они служили опорой и мое лицо не выходило за пределы ушей. Так мои щеки и держались, а лицо было настолько же круглым, насколько маленьким был мой рост.

Мы снимали с понедельника по пятницу до половины седьмого вечера. Самых невезучих актеров – конечно же, включая меня – собирали на площадке в пять утра. Я вставала до рассвета, мой жизнерадостный водитель Колин забирал меня из квартиры в Кенсингтоне и подбадривал всю дорогу, пока мы ехали по еще спящему Лондону к розовеющему горизонту окраин и подъезжали к суровому ограждению студии «Элстри энд Борхэмвуд» с 45-минутным опозданием.

Зачем мне нужно было тащиться туда в этот безбожно ранний час? Какая чудовищная цепочка распоряжений выбрала меня из толпы более достойных, более талантливых, с густыми длинными локонами до талии?

Думаю, фанаты научной фантастики уже догадались. Да, я говорю о той самой невероятно смешной прическе Леи! Это два шиньона, которые практически прикручивали к моей голове. Сначала один, а затем второй длинный каштановый шиньон жестко пристегивали, а затем с мастерством, которое никогда не переставало меня удивлять, медленно и основательно закручивали в форме огромного бублика – теперь уже знаменитого космического бублика.

За мою прическу в фильме отвечала парикмахер Пэт Мак-Дермотт. Так как до этого в «Шампуне» у меня была всего одна прическа, мне это казалось простейшей работой. Берешь парик, немножко причесываешь, закрепляешь заколками – и вуаля, прическа готова. Что может быть проще? Но эта простейшая задача оказывается немного труднее, если задуматься, что прическу принцессы Леи будут носить маленькие девочки, трансвеститы и семейные пары во время сексуальных ролевых игр, как в телешоу «Друзья». Здесь гораздо больше ответственности, чем кажется на первый взгляд. Конечно, это невозможно было предсказать. Так что Пэт попыталась сделать то, что от нее просили, – необычную прическу, которую могла бы носить девятнадцатилетняя девушка в роли принцессы.

Пэт была родом из Ирландии и говорила с чудесным ирландским акцентом, из-за которого (или благодаря которому, в зависимости от доброты утра) вместо «фильм» она говорила «филм». Еще она называла меня «моя дорогая» или «моя любимая девочка»: «Разве это не чудесный филм, моя любимая девочка?» или «Кто же, как не моя дорогая девочка и эта безумная прическа, которую я делаю ей каждый божий день для нового филма, который они снимают». Сомневаюсь, что последняя фраза была адресована мне, но могла бы быть, и я не слышала ничего мудрее.

Приехав в столь ранний час, я – простая девчонка с еще влажными растрепанными волосами, одетая в самую некрасивую футболку, которую только можно было выбрать, – неизменно засыпала в кресле у гримера, роняя голову себе на плечо, и просыпалась два часа спустя, волшебным образом преобразившись из «Кто это, черт возьми?» в величественную и могущественную Ее Высочество принцессу Лею Органу, первоначально принцессу Альдераана, а потом уже каждого места, какого только пожелает.