Сделав трудный безводный перехода в 50 вёрст по голой песчаной пустыне, отряд достиг небольшой деревушки Ясулгун, раскинувшейся вокруг искусственного большого и глубокого пруда, и разбили свой лагерь. Здесь они решили провести несколько суток, чтобы подождать оправившегося от болезни проводника Абдула Юсупова. А чтобы не терять времени зря, Николай Михайлович решил пополнить свои этнографические наблюдения с мачинцами, так как мужчины, так и женщины охотно соглашались фотографироваться, но просили только не говорить об этом китайцам[312]

В процессе откровенных бесед ясулгунцы сообщили Пржевальскому интересные подробности относительно трусости и тайных козней китайцев против русских путешественников. Оказалось, что китайские начальники не только заранее строго запрещали туземцам иметь любые контакты с путешественниками, прибытие которых они со страхом и беспокойством ожидали, и сообщать им правду на задаваемые вопросы, но даже распорядились угнать всех наличных верблюдов и большую часть лошадей в окрестные горы. А чтобы скрыть их следы, приказали прогнать вслед за ними большое стадо баранов.

Керийский амбань, узнав, что Пржевальский из этого оазиса намеревается якобы пробраться в Тибет, послал рабочих с приказанием разрушить в горах мосты и испортить дороги. Тот же амбань приказал отобрать у всех жителей Керии весь запасный хлеб, сложить его в особых восьми саклях и подложить под них мину, чтобы взорвать эти запасы в случае восстания жителей, по приходе русских. Сам амбань находился в большом страхе несколько ночей подряд и выезжал с конвоем из города, располагаясь на ночлег в палатке, так как опасался быть застигнутым врасплох.

Вообще, китайцы чувствовали непрочность своего положения в Восточном Туркестане и постоянно опасались народных восстаний, а при этих условиях, приход русской экспедиции представлялся им весьма опасным. Незадолго перед этим полицейские ходили в Керии по домам, отбирали у обывателей небольшие ножи, носимые на поясах, и отламывали у них острые концы, чтобы сделать, таким образом, это невинное оружие ещё более безопасным. Доходило до того, что наивные китайцы с местными туземцами считали, что в ящиках с научными коллекциями прячутся солдаты. „Для нас теперь стало ясно, – вспоминал Николай Михайлович, – что из Восточного Туркестана мы не могли бы попасть в Тибет, и что весьма предусмотрительно нынешнее путешествие начато было от Кяхты“.

В Ясулгуне путешественники отпраздновали 6 тысячу вёрст пройденного пути. Подобные празднества Пржевальский устраивал после каждой тысячи вёрст. 31 мая прибыл выздоровевший переводчик Абдул Юсупов, а на следующий день – 1 июня, экспедиция выступила из Ясулгуна по направлению к Керии, куда прибыла через сутки.

За 15 вёрст от города экспедицию встретили местные власти и китайский чиновник. Встречу организовали торжественной на вид очень дружественной. Все члены депутации, особенно китаец, были очень вежливы и сладкоречивы. Дорогим гостям был предложен дастар-хан. Пройдя, в сопровождении этого почётного конвоя, несколько вёрст и перейдя вброд р. Кери-дарью, путешественники разбили свой бивуак на её берегу вблизи города Керия, в котором располагалась глиняная крепость с китайским военным гарнизоном. Он находился в ста шестидесяти шести километрах к востоку от Хотана, на восемьдесят километров восточнее Чиры и в ста двадцати километрах западнее Нии. От Лоб-нора экспедиция прошла 870 вёрст.

В Керии путешественники провели 6 суток, где Николай Михайлович решил организовать склад, чтобы оставить на поправку измученных верблюдов, а в экскурсию отправиться на наёмных лошадях. Но задуманный план встретил серьёзные препятствия со стороны китайцев, которые хотели, как можно скорее выпроводить русских из Восточного Туркестана, из-за симпатии к ним туземного населения. Незадолго до прибытия экспедиции, власти в Керии на базаре вывесили объявление, в котором под строжайшими угрозами воспрещалось продавать русским путешественникам съестные припасы и общаться с ними. В день прибытия экспедиции объявление было снято, но полицейские тоже самое громогласно повторили обывателям с пояснением, что русские – дурные люди, имеют дурные цели и т. п.

Узнав обо всём этом, Николай Михайлович послал своего переводчика к главному местному китайскому начальнику и предложил отменить их приказание. Он распорядился передать, что в случае отказа, он не будет подставлять под удар своих людей и вынужден будет взять всё им необходимое силой. Такой ультиматум быстро произвёл своё действие, и амбань на завтра явился на бивуак экспедиции с визитом. Посещение было обставлено большими церемониями. Китаец сидел в двухколёсной телеге, запряжённой мулом, а по бокам его сопровождали верхом главные должностные лица из туземцев отряд солдат, одетых в форменные красные и синие куртки, вооружённые трезубцами, секирами и несколькими заржавленными пистонными ружьями.

Впереди процессии несли знамёна, большой распущенный красный зонтик и медный бубен, в который громко колотили, и солдаты периодически выкрикивали какой-то возглас, что-то в роде нашего „ура!“

Михайлович принял амбаня в своей палатке, усадил его и местного хакима на разостланный войлок и угостил чаем. Вся остальная свита осталась стоять у входа в палатку. Николай Михайлович вкратце изложил научную цель своего путешествия и заявил, что намерен сходить на лето в Тибет: „Если туземцы вздумают испортить дорогу, (при этом Николай Михайлович сделал вид, что он не допускает возможности такого поступка со стороны самых китайцев), то для починки её я позову русских солдат из Кашгара“ – заявил он[313]

При этой угрозе китаец вытаращил глаза и поспешил уверить, что будут приняты меры к охране пути. Затем, Николай Михайлович, не считая нужным больше упоминать о скандальной истории с объявлением, настойчиво попросил его здесь же, в его присутствии, отдать керийскому хакиму приказание – снабдить экспедицию нужным числом вьючных лошадей и съестными припасами, отвести под склад подходящее помещение и вообще исполнить все, что потребуется. Амбань до такой степени был напуган угрозой, брошенной вскользь Николаем Михайловичем, что поспешил отдать хакиму требуемое приказание и начал уверять о своей дружбе с русскими и в постоянной готовности оказывать им посильные услуги. После этого визит продолжался недолго, и китаец уехал обратно с прежними церемониями.

На следующий день Николай Михайлович, в сопровождении Роборовского, переводчика и нескольких казаков отправился в город нанести визит амбаню. Приём быль истинно парадный. Помимо солдат, собраны были почти все городские власти. При вступлении через ворота жилища амбаня, почётным гостями салютовали тремя залпами и музыкой. Сам хозяин встретил гостей во дворе и провёл в скромную фанзу, приготовлено было угощение и сам подавал им чай. На прощание Пржевальский снова напомнил китайцу о своём желании снаряжения, и тот снова повторил хакиму своё вчерашнее приказание.

Караван в пути. Рис. В. Роборовского

Но тайные козни продолжались. Многочисленные шпионы постоянно окружали путников, и многие из местных поплатились за неисполнение