этих предписаний. С другой стороны, туземцы постоянно, при каждом удобном случае, выражали русским свои симпатии. Во время походов, в каждой хижине их принимали с искренним радушием и угощали всем, что имелось лучшего. Казаков, посещавших базар, радостно приветствовали и старались им оказывать различные мелкие услуги. Заметив, как казаки отдают честь своим офицерам, туземцы, не исключая детей и женщин, стали прикладывать руку точно таким же образом к своей голове, тем самым выражая уважение к русским. 7-го июня экспедиция выступила вдоль подошвы гор дальше на запад.

В Ачане оставили верблюдов под присмотром пяти казаков. Теперь путь с непривычными к вьюкам лошадьми по крутым горным тропинкам оказался труден. К тому же дорогу во многих местах намеренно кто-то испортил. Пржевальский узнал об этом в Ачане и отправил керийскому амбаню требование немедленно ее исправить.

Теперь над починкой дороги трудились те же самые мачинцы, которые незадолго перед тем портили ее и при этом естественно на голову китайцев сыпались всевозможные проклятия.

Река Керия-дарья, возле местечка Ачан, на которую вышли путешественники, представляла обыкновенно бурный горный поток, шириной 10–12 саж. при глубине около 3 фут., переправа через эту реку вброд оказывалась весьма затруднительна, местами совсем невозможна. У туземцев практиковался следующий способ переправы, сегодня у альпинистов называемый – „навесной“, при помощи крепкой верёвки, закреплённой между двумя опорами по разные стороны от водного препятствия. Однако, Николай Михайлович не решился рисковать и предпочёл обождать, рассчитывая по состоянию погоды, что вода должна скоро уменьшиться. И действительно, уже на следующий день переход с лошадьми и багажом отряд совершил вполне благополучно.

Очутившись, таким образом, на левом берегу реки, путешественники пошли вниз по её течению вёрст 18, пока встретилось поперечное ущелье реки Кураб, куда они и свернули. Здесь располагалась колония Полу. Полусцы сообщили Николаю Михайловичу, что вверх по ущелью реки существует проход на Тибетское плато, но что дорога эта, сама по себе крайне трудная, недавно еще умышленно окончательно испорчена китайцами. Николай Михайлович отправился в разъезд и лично убедился, что проход с вьючными животными по этой дороге совершенно невозможен и Пржевальский занялся более подробным исследованием Керийских гор.

Путешествие в горах продолжалась почти месяц, и это был один из самых трудных переходов из всего пути. Словом, все трудности экспедиционной жизни обострились до крайности, и насколько затруднено было движение, видно уже из того, что за 28 дней караван сделал только 135 вёрст.

23-го июля экспедиция достигла урочища Улук-ачик. Отсюда до реки Юрун-каш, составляющей западную границу хребта Керийского, оставалось всего вёрст 30, но идти туда не было необходимости, так как общий характер хребта, его топография, флора и фауна были выяснены уже в достаточной степени, и окончательно выяснилось, что прохода в Тибет здесь не существует.

Пржевальский принял решение закончить здесь дальнейшие поиски пути и, повернув на север, спустился до Керийско-хотанской дороги. Сделав по ней еще один переход, экспедиция вступила в оазис Чира. Экскурсия была закончена, за два месяца пройдено было 450 вёрст, но путники устали больше чем за тысячевёрстный переход.

После однодневного отдыха в Чира, Роборовский и Козлов с переводчиками и двумя казаками отправились обратно в Керию за оставленным там багажом и верблюдами. Сам же Николай Михайлович засел за составление специальных заметок об экскурсии и послал в Петербург, через русского консула в Кашгаре, отчёты.

Через 8 дней помощники Николая Михайловича возвратились. В складе оказалось все благополучно и казаки, остававшиеся там, совершенно отдохнули от напряжённого труда. Что же касается верблюдов, то они плохо восстановились, так как пастбище для них было неудовлетворительным. Часть из них издохли, другие были проданы как бракованные. Осталось всего 39 верблюдов, но для оставшегося дальнего и тяжёлого перехода они были негодны.

Предусмотрительный Николай Михайлович отправил через Кашгар семиреченскому губернатору А. Я. Фриде письмо, в котором просил его организовать доставку в Аксу к середине октября 40 свежих верблюдов, чтобы иметь возможность беспрепятственно через труднопроходимые горы доставить в Россию ценную научную добычу[314].

Отдых в оазисе. Перегруппировка каравана

Попытка рассорить путешественников с местными. Конфликт с китайскими солдатами

Через несколько дней после пересортировки багажа и отдыха, 16-го августа экспедиция тронулась в дальнейший путь. Вьюки разложили на всех верблюдов, и для казаков пришлось нанять верховых лошадей. Вёрст через 40 после Чира встретился большой оазис Сампула, недалеко от которого путникам указывали следы древнего города Шаристана, жители которого принадлежали к племени мачинцев и были отчасти огнепоклонники, отчасти исповедовали иудейскую религию („веру Ноя“).

Оазис Сампула, в который вступили теперь путешественники, оказался самым большим из всех изученных ими до сих пор в восточном Туркестане. Общее число жителей оазиса доходило до сравнительно огромной цифры 5500 семейств, примерно около 27 тыс. человек. Все это мачинцы, за исключением лишь жителей двух волостей: Лоб и Хангуй. В первой жили потомки беглецов разорённого древнего города Лоб, вторая, по преданию, населена потомками богатыря Рустем Дагестана.[315]

Возле этого селения произошёл конфликт, вызванный спланированной провокацией китайцев, пытавшихся дискредитировать русских путешественников в глазах туземцев при участии местного хакима. Проводник повёл отряд по дороге через посевы местных жителей. Нарочно он это сделал или случайно, никто не знал. Но Пржевальский немедленно потребовал к себе местного главу и сразу же строго допросил проводника, который сознался, что поступок его был умышленным.

Когда явился виновный хаким, Николай Михайлович приказал своим казакам заключить под арест, как и его самого, так и его главного соучастника, проводника. Со связанными позади руками их привязали верёвками к деревьям, растущим около бивуака, и приставили вооружённого часового. Пржевальский извинившись, возместил местным жителям убытки из экспедиционных средств.

Во время этой демонстрации, явились два китайских чиновника, присланные хотанским амбанем, якобы „узнать о здоровье путешественников“. Чтобы окончательно поднять свой престиж в глазах туземцев, Николай Михайлович у всех на виду отказался принять этих посланцев, которые с позором ушли ни с чем.

Между тем козни китайцев продолжались. Так амбань прислал в оазис Сампула строжайшее запрещение продавать русским даже небольшой клочок земли, чтобы те не захватили громадное пространство. „Кроме того, китайцы по-прежнему усердно распространялись слухи о том, что в больших ящиках спрятаны солдаты, причём последние силою волшебства в целях экономии места и продовольствия, замурованы в большие яйца, как цыплята, но в случае надобности они очень легко могут превратиться в настоящих солдат“[316].

Переправившись вброд через реку Юрун-каш, путешественники вступили в Хотан[317]. На переправе их уже ожидал китайский чиновник, а также русские поданные, приготовившие экспедиции места проживания.

Помещение, приготовленное для проживания