– Нет. Эта честь предоставляется вам, принцесса, – сказала женщина. – Это сделаете вы.

Какая-то странная нотка в ее голосе заставила меня вглядеться пристальнее в ее лицо. Ее светлый глаз блестел, так и пригвождая меня к стулу. Настойчиво, неотступно.

Передо мной поставили блюдо с костями, а я сидела и просто смотрела на них.

Зал затих, голодный, в ожидании. Комизар пнул меня под столом.

Я поднялась, подняла полное костей блюдо и произнесла благословение на двух языках, как однажды сделал по моей просьбе Каден.

E cristav unter quiannad.

Вечно памятная жертва.

Meunter ijotande.

Никогда не забываемая.

Yaveen hal an ziadre.

Во все дни нашей жизни.

Я смолкла, блюдо у меня в руках дрожало. Зал тихо ожидал окончания, но я заговорила снова.

E cristav ba ena. Mias ba ena.

Жертва ради тебя. Только ради тебя.

И да будет так,

Во веки веков.

Paviamma.

Рaviamma, отозвался зал гулом голосов.

Голод отвлек членов Совета и гостей от добавленных мной слов, но я знала, что Рейф их заметил. Он последним ответил мне на paviamma, не поднимая опущенных глаз от стола.

Ужин, как мне показалось, пролетел стремительно. Самой мне кусок не лез в горло, и я почти ничего не съела к тому времени, как Комизар удовлетворенно откинулся на спину кресла.

– У меня есть кое-какие новости для нашего эмиссара.

Звон посуды мгновенно стих. Всем хотелось услышать новости. Маленький кусочек, который я только что проглотила, перевернулся у меня в желудке. Но новости, которую мы услышали, не ожидал никто.

– Гонцы из Дальбрека прибыли сегодня, – объявил Комизар.

– Так быстро? – отозвался Рейф, невозмутимо промакивая жир в уголках рта.

– Не те гонцы, которых посылал я. Приехали рахтаны, которые находились в Дальбреке уже давно.

Рахтаны с новостями. Моя рука заскользила вдоль тела, незаметно подбираясь к ножу Натии – я не сразу вспомнила, что лишилась его. Тогда мой взгляд упал на кинжал, висящий на поясе у Каланты.

– Судя по всему, твой рассказ был недалек от истины. Нам принесли весть о кончине королевы от скоротечной лихорадки, а король уже несколько недель не появляется на людях, он либо в трауре, либо тоже на смертном одре. Пока не станет известно точнее, я готов придерживаться второй точки зрения.

Я ошеломленно посмотрела на Рейфа. Королева. Его матушка.

Он растерянно моргнул. Потом облизал губы.

– У тебя удивленный вид, – заметил Комизар.

Рейф обрел наконец голос.

– Вы в этом уверены? Королева была в добром здравии, когда я уезжал.

– От подобной напасти никто не застрахован – иная моровая язва может унести многие жизни и опустошить целые города. Однако мои гонцы засвидетельствовали, что погребальный костер был весьма внушителен. Короли в таких вещах не знают меры.

Рейф с отсутствующим видом кивнул, снова надолго замолчав.

– Да… я понимаю.

Осознание полного бессилия пронзило меня. Я не могла подойти к нему, не могла обнять, даже обратиться к нему с самыми простыми словами утешения.

Комизар так и подался вперед – он явно заметил реакцию Рейфа.

– Эмиссару, кажется, небезразлична королева?

Рейф поднял на него прозрачные, как стекло, глаза.

– Она была тихой женщиной, – ответил он. – Не такой, как…

Он глубоко вздохнул и глотнул из кружки эля.

– Не такой, как этот равнодушный ублюдок, с которым она связалась? Такие обычно особенно живучи.

В ответ глаза Рейфа блеснули сталью.

– Да, – произнес он с жуткой ухмылкой, – но даже самые живучие рано или поздно умирают.

– Будем надеяться, что это произойдет скорее рано, чем поздно, и мы с вашим принцем сможем заключить договор.

– Долго это не продлится, – уверил его Рейф, – вы можете на это твердо рассчитывать. Принц, возможно, даже поможет событиям развиваться быстрее.

– Сын, не знающий жалости? – в голосе Комизара послышалось восхищение.

– Твердый в своем решении.

Комизар кивнул, определенно одобряя решимость принца и несостоявшееся пока отцеубийство, и снова заговорил.

– Надеюсь, очень твердый, ведь от этого зависит и твоя судьба. Время бежит, а я по-прежнему испытываю неприязнь к дворцовым интригам. Я радушно принимаю у себя эмиссара, но не бескорыстно. За гостеприимство придется заплатить. Так или иначе.

Рейф хладнокровно улыбнулся.

– Не стоит беспокоиться на этот счет. Ваши усилия будут щедро оплачены.

– Что ж, прекрасно, – ответил Комизар так радостно, будто ему посулили несметные сокровища, и дал знак слугам убирать со стола блюда. Тут же, чуть ли не тем же движением, он велел подать еще вина. Слуги забегали, на столах появились драгоценные выдержанные вина из виноградников Морригана, те, которыми прежде никого не угощали, разве что кто-то из наместников получал бутылку-другую в дар. Я прикусила губу, поняв, что это означает. О нет, только не сейчас. Разве недостаточно испытаний выпало сегодня на долю Рейфа? Разве с него мало того, что уже пришлось сегодня услышать?

Но все обернулось еще хуже, чем я предполагала, – Комизар настоял, чтобы я сама объявила новость.

– Наша принцесса тоже хочет кое о чем вам сообщить.

Комизар глядел на меня выжидательно, безжизненными, как будто выточенными из камня, глазами.

У меня обмякли и подкосились ноги. Словно я только что прошла тысячу миль, выбилась из сил, а теперь мне приказывали идти дальше. Я не могла этого сделать. Не хотела даже попытаться, не хотела думать, к чему это приведет. В изнеможении я прикрыла глаза, но в груди еще теплился огонек, не давая себя погасить.

Будь убедительна. Чтобы все поверили. Чтобы я поверил.

Когда я открыла глаза, оказалось, что все лица обращены ко мне – и мраморный взгляд Комизара тоже. Он сам захотел этой женитьбы, которая, по его словам, несла мне освобождение, однако свобода в его понимании означала также и власть – но он не мог допустить даже мысли о том, чтобы разделить ее с кем-то.

Я медлила, и взгляд Комизара изменился, стал пронзительным. Требовательным.

Наверное, это и положило конец моим сомнениям.

Еще одну милю. Для вас, Комизар. Я улыбнулась. Комизар, конечно же, решит, что эта улыбка – результат его приказа. Пусть думает так. Он получит свою женитьбу, но это не означает, что я не попытаюсь хоть на частичку повернуть ситуацию себе на пользу сейчас, хоть на несколько частичек потом, пока эти частички не сложатся в нечто целое и грозное, потому что ценой своей жизни, но я заставлю его пожалеть о том мгновении, когда он вообще посмотрел в мою сторону.