которая будет подавать чистую воду в дома и удалять грязную воду далеко за черту города. Чедвик говорил о создании города с "артериальными венами".

В середине XIX века мелкобуржуазный электорат находился на пике своего могущества, и Чедвику не удалось убедить политиков в целесообразности таких масштабных инфраструктурных проектов. В Лондоне в начале 1840-х годов власти приняли более фрагментарный подход, который заключался в избавлении от выгребных ям и отводе человеческих отходов в сточные канавы, построенные для отвода дождевой воды в Темзу. Это избавило местные кварталы от зловония экскрементов, но ежедневное перекачивание нескольких сотен тонн неочищенных сточных вод прямо в реку превратило ее в то, что Бенджамин Дизраэли, лидер тори в общинах и канцлер казначейства, описал как "стигийский бассейн, источающий невыразимый и невыносимый ужас". Диккенс описал последствия в романе "Крошка Доррит" (1855-57): "Через сердце города вместо прекрасной свежей реки текла смертоносная канализация". Что еще больше усугубило ситуацию, вопрос водоснабжения не был решен. Множество нерегулируемых частных компаний продолжали брать воду из загрязненной Темзы. Когда в 1848 году холера неизбежно вернулась в Лондон, от нее погибло более 14 000 человек - в два раза больше, чем во время первой вспышки.

В итоге в 1848 году правительство приняло первый в Великобритании закон об общественном здравоохранении. Не случайно это произошло как раз в тот момент, когда вторая вспышка холеры опустошала британские города. Паника заставила государство действовать. Как отмечалось в статье в The Times, холера была "лучшим из всех санитарных реформаторов". Чедвик стал одним из трех комиссаров Главного совета здравоохранения, которому было поручено контролировать строительство местными властями систем водоснабжения и канализации. Закон позволял муниципальным властям брать кредиты у центрального государства по субсидированным ставкам для финансирования строительства водопроводной и канализационной инфраструктуры; эти деньги затем в течение длительного времени возвращались местными налогоплательщиками. Но мелкобуржуазные избиратели, главной заботой которых было сохранение низких налогов, были настолько потрясены тем, что центральное правительство оказывало давление на муниципальные власти с целью повышения местных тарифов, что в 1854 году Чедвик был вынужден уйти в отставку.

Многие городские и поселковые советы воспользовались дешевыми кредитами для улучшения водоснабжения, но их усилия не были продиктованы желанием улучшить здоровье городской бедноты. Напротив, поскольку вода была полезной составляющей производственных процессов, такие проекты приносили немедленную выгоду владельцам предприятий. Во многих случаях фабрики использовали половину возросшего объема воды, подаваемой в города. Муниципальные власти гораздо менее охотно занимали деньги на строительство канализационных систем. Фактически, через два десятилетия после принятия Закона об общественном здравоохранении 1848 года ни один провинциальный город не построил таких интегрированных сетей водоснабжения и канализации, за которые выступал Чедвик.

Первые викторианцы обладали технологиями и инженерным опытом для создания комплексных систем водоснабжения и канализации. В первой половине XIX века наблюдался бум частных компаний, поставлявших воду на фабрики и в дома, которые могли позволить себе такие расходы, а богатые люди массово устанавливали в своих домах туалеты со смывом. Но без общегородских или общегородских решений эти разрозненные частные инициативы, как правило, оказывали негативное влияние на здоровье населения, поскольку отходы часто попадали в ручьи и реки, которые также являлись источниками питьевой воды.

Хотя строительство водопроводной и канализационной инфраструктуры обошлось бы недешево, оно было не по карману жителям Британии середины XIX века. Представители среднего и высшего классов находили огромные суммы денег, чтобы инвестировать - или играть - в акции компаний, которые строили сеть паровозов в стране во время "железнодорожной мании" 1830-х и 1840-х годов. Местные власти также сыграли свою роль. Поскольку паровые поезда считались важнейшим фактором процветания и престижа городов, муниципальные политики всячески старались помочь железнодорожным компаниям. Целые центры городов были перестроены для размещения путей, станций и верфей.

Не отсутствие технологий или денег мешало обществу справиться со смертельной антисанитарией в кварталах рабочего класса провинциальных городов и поселков, а отсутствие политической воли. Обеспечение санитарных условий и чистой воды для широких масс - это чрезвычайно дорогостоящее мероприятие, но оно приносит огромные долгосрочные экономические и неэкономические выгоды. Такие проекты не под силу частным компаниям, руководствующимся краткосрочной прибылью от инвестиций, поэтому проблема санитарии не может быть решена невидимой рукой рынка. Вместо этого необходимо вмешательство государства, по крайней мере, для координации. К сожалению, в середине XIX века местные и национальные власти подчинялись узкоспециальным интересам владельцев мелкого бизнеса, которые голосовали за политиков, обещавших поддерживать низкие налоги, и, несмотря на периодические вспышки холеры, местные лидеры отказывались инвестировать в профилактическую медицинскую инфраструктуру. Во второй половине XIX века политический контекст вновь изменился, причем в направлении, которое сделало санитарную реформу не только возможной, но и желательной для муниципальных властей.

 

От экономики свободного рынка к "социализму газа и воды"

Во время третьей эпидемии холеры, разразившейся в Великобритании в 1854 году, врач по имени Джон Сноу провел одно из самых известных эпидемиологических исследований. Он не верил в господствующую теорию о нечистотах и догадывался, что холера - это болезнь, передающаяся через воду. Сноу получил шанс проверить свою гипотезу, когда в центре Лондона произошла вспышка, в результате которой за неделю погибло 500 человек. Он опросил жителей района и выяснил, что всех заболевших холерой объединяло одно: они пили воду из водокачки на Брод-стрит в Сохо. Он обнаружил, что работники пивоварни, расположенной недалеко от эпицентра вспышки, не пострадали, поскольку процесс приготовления пива предполагает кипячение воды, а пиво сотрудники пили только на работе. Но самое неопровержимое доказательство появилось, когда он убедил местные власти снять ручку насоса, сделав его непригодным для использования. Вспышка заболевания почти сразу же утихла.

Потребовалось немало времени, чтобы теория микробов - идея о том, что конкретные заболевания вызываются определенными микробами, проникающими в организм, - стала общепринятой. Ван Левенгук, любопытный голландский галантерейщик и шлифовщик линз, впервые открыл микроскопический мир в середине семнадцатого века. В конце восемнадцатого века врач Эдвард Дженнер заметил, что молочницы редко заражаются оспой. Он предположил, что во время работы они контактировали с коровьей оспой, которая имела гораздо более мягкие симптомы, но давала перекрестный иммунитет против оспы. Дженнер использовал эту догадку для разработки "вакцины", что в переводе с латинского означает "корова". Это было выдающееся достижение, благодаря которому Дженнер занял место в пантеоне общественного здравоохранения, но оно стало следствием случайного наблюдения, а не прозрения о том, как передаются инфекционные заболевания. Только в середине XIX века врачи, в том числе Джон Сноу, начали собирать доказательства того, что "животные куклы", которые так очаровали ван Левенгука, могут быть ответственны за передачу болезней.

Сегодня Сноу считается одним из великих героев британского здравоохранения, и можно предположить, что