которая подала ей завтрак и громким шёпотом сказала, что батюшка барин с утра заперся у себя в кабинете и работает-с, беспокоить его по пустякам запретил. По тону горничной Бельская сразу поняла – папенька не в духе.

– Случилось что-нибудь? – так же негромко уточнила она.

– Утомился поди. – Глаша неуверенно пожала плечами и затем ещё тише добавила: – Поутру Гриньку побил на дворе. Вот и утомился.

Лиза чуть ложку не выронила от удивления. На её памяти Гринька был смышлёным крестьянином из деревни, который исправно трудился на отцовских полях.

– Побил? За что же это? – осторожно спросила она.

Глаша искоса глянула на дверь в столовую, потом – в кухню, где гремела посудой Надежда. И лишь тогда наклонилась к Лизе и прошептала:

– Гринька две недели назад мельницу спалил, когда вокруг неё косил. Случайно, говорит. Самокрутку курил, а окурок бросил рядом. Трава сухая была. Ну и занялась. Он, как дым увидел, поздно уже было. Хорошо, мельница на отшибе. Ничего больше не загорелось. Но мы потом туда прогуляемся. Я вам покажу, если пожелаете. Вместо мельницы одни чёрные головешки.

– Ох, – Бельская с ужасом округлила глаза.

Не из-за мельницы, конечно. Из-за простофили Гриньки. Папенька в ярости совершенно не видел границ. Все об этом знали. Оттого и ходили в присутствии Фёдора Бельского на цыпочках.

– Вот и ох, сударыня, – Глаша сокрушённо покачала головой. – В начале лета без мельницы остались. Пока это новую построят. Ежели к осени мужики не управятся, придётся соседу платить, чтоб к себе пустил на помол.

– А Гринька что? – осторожно спросила Лиза. – После батюшкиной руки живой?

– Живой, – отмахнулась Глаша, будто ничего страшного в рукоприкладстве барина не видела. – Его фельдшер забрал. Что ему будет? Отлежится до конца Петрова поста, и делов-то.

Лиза промолчала. Что она могла сделать против отцовской ярости? Ничего. Разве что не попадаться на глаза, пока он не остынет.

Она тихо позавтракала в одиночестве. Даже мысленно надеялась на то, что отец так и останется у себя в кабинете до обеда. Обсуждать с ним что-либо сейчас ей не хотелось. Равно как и встревать в случившийся конфликт. А глупого Гриньку она завтра навестит. Сделает вид, что несла новые книжки в школу и случайно зашла к фельдшеру. Если что-то нужно, она заплатит. Лишь бы не покалечил его Фёдор Бельский. Мог ведь. Особенно в сердцах сорвавшись. Не только из-за мельницы, господь бы с ней. Но и из-за дочери, которую пришлось забирать раньше срока, оставив по её вине службу. Отыгрался на Гриньке за собственные переживания.

Лиза почувствовала, что аппетит пропал. Она заглянула в кухню, чтобы поблагодарить Надежду за вкусный завтрак, а оттуда пошла прямиком в сад, воспользовавшись выходом для слуг.

Утро близилось к десяти часам. Солнце успело разогреться достаточно, и Лиза пожалела, что не взяла ни шляпки, ни зонтика, поэтому она пошла по тропинке в самую запущенную часть их приусадебного участка, где деревья разрослись особенно, чтобы образовать своими кронами целые зелёные шатры.

Цветы здесь давно погибли, забитые сорняками. Не было ни одной клумбы. Мужики косили траву, когда она особенно высоко поднималась. Вместе с ней они уничтожили и матушкины чайные розы, и ярко-малиновые пионы, которые так любила её гувернантка мадам Арно. Остались лишь одичавшие кусты шиповника, из плодов которого Надя каждый год упорно варила варенье и крутила кислые компоты на зиму.

Ещё Лиза приметила ландыши. Их низко растущий жемчужный бисер стелился у самой земли душистым ковром. Ландыши прятались под кустами. Казалось, они заполонили эту часть сада. И даже после каждого покоса умудрялись вылезти снова. Такая стойкая жажда жизни у столь нежных созданий вызвала у Лизы улыбку.

Она прошла по узенькой тропинке дальше, вниз по холму в сторону речного берега. И вышла к старой оранжерее. К этому обветшавшему памятнику её раннего сиротства.

Лиза остановилась за десять шагов от входа и обвела взглядом остатки постройки, тонувшие в папоротниках по всему периметру.

Побитые грязные стёкла никто так и не заменил. Зелёная краска каркаса облупилась, явив проржавевший железный остов. Тоненькая рябинка выросла сквозь крышу и с отчаянием тянула к солнцу свои слабые веточки. В её кроне чирикали птички.

Бельская медленно пробралась ко входу в оранжерею, но зайти так и не смогла. Непогода успела накидать внутрь бурелома, сделав это место похожим на клочок непроходимых джунглей. Не хватало только лиан. Вместо них разросся вьюнок с белыми цветами-граммофонами. Среди них с жужжанием сновали пчёлы.

Лиза протянула руку и сорвала один. Понюхала, хоть и знала заранее, что он ничем не пахнет. Невзрачный цветок с невзрачным запахом. И всё же девушка прикрыла глаза и счастливо улыбнулась, подставляя лицо пробивавшимся сквозь листву лучам.

– Отрадно видеть тебя в добром здравии и хорошем настроении, – раздался за спиной голос отца.

Вопреки опасениям это прозвучало весьма миролюбиво. И всё же Лиза вздрогнула от неожиданности.

– Доброе утро, Фёдор Павлович, – она с ласковой улыбкой повернулась к отцу.

– Доброе.

Фёдор Бельский неторопливым шагом спускался к ней по заросшей тропинке. На нём был надет его любимый домашний вариант костюма: лёгкие брюки из кофейной фланели, рубашка и поверх неё – тёмно-синий английский блейзер в белую полоску. В нём отец выглядел моложе и будто бы даже добрее, чем был на самом деле.

– Папенька, вы разрешите мне навести порядок в матушкиной оранжерее? – прямо спросила Лиза, покуда отец казался ей вполне благодушным. – Я бы очень хотела восстановить цветник, если вы не против.

Отец остановился подле неё. Окинул бурелом скептическим взглядом.

– Зачем тебе эта забота, позволь спросить? – поинтересовался он, в задумчивости подкручивая ус.

Девушка с печальной нежностью погладила проржавевший дверной косяк.

– Помнится, мама эту оранжерею очень любила. Она всегда говорила мне, что работа с цветами её успокаивает. – Лиза мечтательно подняла глаза к провалившейся крыше. – С её смертью всё здесь пришло в упадок. – Она слегка нахмурила лоб, вызывая в памяти смутные образы. – Кажется, моя гувернантка Жаклин ещё пыталась поддерживать здесь порядок.

– Да, мадам Арно любила цветы, но спасала это место она ради тебя одной. – Отец медленно кивнул, словно соглашаясь со своими мыслями. – Говорила, что для девочки важна связь с её матерью через то, что обеим интересно. Но мне всегда казалось, что ты была слишком мала, чтобы эту связь ощущать. Любить растения. И уж тем более помнить подобное.

Отец перешагнул порог и ногой сдвинул ветки, под которыми оказалась прелая палая листва. Он огляделся, словно бы оценивал масштаб работ.

– Если хочешь, можешь заняться этой рухлядью, – наконец позволил он. – Но, пожалуйста, попроси кого-нибудь