Коллективное сознание имеет общие черты с тем, что некоторые называют универсальным, или космическим, сознанием. Всеобщее сознание считается «бесконечным, вечным океаном разумной энергии. Каждый из нас, каждая душа, каждая индивидуальная точка сознания – капля в этом океане. Где одна капля заканчивается, а другая начинается – определить невозможно, потому что в едином энергетическом поле нет разделения». Как метафора, данное описание весьма привлекательно: сознание, которым мы обладаем, – «капля» в коллективном океане. То, как именно мы вносим свой вклад в целое, нельзя определить в значительной степени потому, что бо́льшая часть жизни возникает таким образом, который выходит за рамки каждого из нас и нашего индивидуального опыта. Жизнь – блестящая импровизация. Мы выдумываем все вместе, на ходу. Вот что делает жизнь такой интересной!

Когда я поднял бокал за будущее науки о серой зоне, мне пришло в голову, что даже ход живого разговора четырех друзей в парижском ресторане предсказать невозможно. Каждый сознательный ум незаметно влияет на характер и настроение группы. Идеи возникают, изменяются, отбрасываются или принимаются с благодарностью. Возможности растут, создавая мир, который неустанно расширяется и взрослеет.

Я считаю, нам не нужны такие понятия, как «единые энергетические поля» или «бесконечные, вечные океаны», чтобы объяснить возникновение сознания. Нам нужен только мозг. Каждый из наших ста миллиардов нейронов играет свою роль. Каждый из них – не просто транзистор или переключатель. Это крошечный двигатель принятия решений, «постановляющий», когда действовать и когда промолчать. Внутри нас постоянно принимаются бесчисленные решения. Мы уже видели, что нейрон в веретенообразной извилине может реагировать на одно лицо, а на другое – нет. «Клетки места» в парагиппокампальной извилине могут отреагировать на одно место и не заметить другого. А иногда нейроны в стволе головного мозга или таламусе вообще не реагируют ни на что, погрузившись в серую зону.

Каждый из нас за тем столиком в ресторане парижского отеля вместе со многими тысячами наших коллег по всему миру считает, что эти крошки, принимающие решения, и сотни миллиардов их взаимосвязей являются основой для возникновения сознания в виде мыслей, чувств, эмоций, воспоминаний и планов. Каждый нейрон – часть несущих конструкций сознания, так же как каждый из нас является частью структуры общества. Одни вносят в общественную жизнь больший вклад, другие – меньший. Однако работа с пациентами в серой зоне показала мне: жизненно важно помнить о том, что любой человек без исключения вносит вклад в формирующееся целое.

Я убежден, что сознание – это связи между нейронами, вспыхивающие электрическими импульсами. Тем не менее в своей самой развитой форме сознание – это та наша часть, которой мы дорожим больше всего, – ощущение себя, личности. Неудивительно, что оно так трудно поддается пониманию. Исследуя серую зону, я выяснил: сознание не является необъяснимым, мистическим или метафизическим феноменом. Странным, возможно. Даже волшебным. Особенно в том, как оно перетекает из нас в жизнь других. Сознание в бесконечном потоке несет нас в пункты назначения, о существовании которых мы даже не подозреваем.

Двадцать лет назад многие отказались от нашего донкихотского предложения прочесть мысли пациентов, запертых в серой зоне. Однако очень скоро такая расшифровка станет делом обычным, доступным миллионам людей по всему миру. Такова магия науки: будущее тянет за собой прошлое, все проблемы решаются постепенно, при этом неутомимо, до тех пор, пока мы с удивлением не обнаружим: прогресс-то уже перед нами, вот они, новые сферы понимания и познания! Наука о серой зоне провела нас долгим путем, если начинать его с 1997 года, когда мы впервые просканировали Кейт. В конечном счете эта наука обещает раскрыть даже тайны вселенной, которые, что совершенно невероятно, каждый из нас носит в своей голове.

Первая глава моих исследований в серой зоне подошла к странному и неожиданному завершению в мае 2015 года, когда внезапно умерла Морин. Я поддерживал связь с Филом. Последний раз видел его семь месяцев назад – мы с ним встретились в Эдинбурге за пивом. Он сказал мне, что в то время Морин была еще стабильна с медицинской точки зрения, она жила в интернате для тяжелобольных, родители и семья продолжали с любовью заботиться о ней. В день ее смерти я летел в Нью-Йорк, чтобы поговорить с издателями о книге, которую вы сейчас читаете. Фил связался со мной на странице в «Фейсбуке»: «Морин умерла сегодня в 9:20, два дня она боролась с инфекций в легких. Она умерла быстро… Решил, что ты захочешь об этом узнать». Когда я думал о смерти Морин, в голове вертелось лишь одно слово: «жутко». Бродя в тот день с издателями туда-сюда по Пятой авеню, продавая им свою пока еще не написанную книгу, мне приходилось снова и снова объяснять: Морин только что умерла – такое вот совпадение. Я чувствовал себя старым мореходом, который утомляет слушателей длинным рассказом. Я не мог не думать о Морин, когда писал эту книгу, так же как не мог не вспоминать о ней все последние два десятилетия после нашего расставания. Однако, покинув серую зону именно в тот момент, Морин по-прежнему влияла на мою жизнь странным и непредсказуемым образом. Она всегда высказывала свое мнение. Всегда оставляла за собой последнее слово. Только теперь уже из могилы.

Я не видел Морин более двадцати лет, однако ее кончина меня глубоко тронула. Я остро ощутил, какое сильное влияние она оказывала на ход моей жизни в течение двух десятилетий, хоть и редко себе в этом признавался. Ее влияние трудно измерить и еще труднее объяснить, в том числе и из-за противоречивых ощущений, которые оставили у меня наши отношения. Жар наших споров давно остыл, но иногда мне кажется, что я продолжаю отвечать Морин, вспоминая слова о том, что главное – это любовь.

Все блестящие эксперименты и новейшие технологии – ничто в сравнении с самым главным достижением в исследовании серой зоны: мы научились возвращать людей к тем, кого они любили и кому были дороги. Каждый такой случай до сих пор вспоминается как чудо. Когда я пишу эти строки, мне кажется, что Морин радостно смеется, ее глаза сияют.

– Я же говорила! – сказала бы она. – Любовь… самое главное – это любовь.

И она была бы права. То, что началось как научное путешествие более двадцати лет назад, квест, чтобы раскрыть тайны человеческого мозга, со временем обрело другую цель: вытащить людей из пустоты, перевезти их обратно из серой зоны, чтобы они снова могли занять свое место среди нас, среди живых.

В своей жизни я написал сотни благодарностей, но всегда поверхностно и всегда это были послания безликим агентствам по предоставлению грантов (это вовсе не значит, что я неблагодарен, просто в таком случае никогда не знаешь, кого именно благодаришь). Гораздо приятнее признавать вклад конкретных людей в твою работу.

Я начну с благодарности настоящим героям этой истории: сотням пациентов и их семьям, которые столько дали мне и моим сотрудникам! Некоторые из ваших историй вошли в книгу, некоторые – нет, однако все вы без исключения внесли свой вклад в процесс научных открытий, и за это я вам искренне благодарен. Я особенно в долгу перед Кейт, Полом и его сыном Джеффом, Уинифред и ее мужем Леонардом, Маргаритой и ее сыном Хуаном, которые нашли время, чтобы поведать мне свои истории. Без вас я никогда не написал бы эту книгу. Надеюсь, я правильно и честно изложил то, чем вы со мной поделились.