же обладала своей уникальной историей – ее прототипом послужил чертеж, анонимно присланный на конкурс по созданию нового пистолета для стражей правопорядка, проводимый последним правящим монархом. Тем не менее на этом все и закончилось – выиграла на том конкурсе совсем иная модель.

Что же касается этого оружия… Тяжелое и крупногабаритное, годится лишь на то, чтобы пугать. Увы, полицейским часто этого недостаточно. Конец и так особо не начавшегося производства и всеобщее забвение – ведь все, что было у этой странной модели, это красивая история про королевский конкурс и неизвестного изобретателя.

Кристиан вспомнила тот ужас, что объял ее, когда она увидела знакомые очертания в ящике гардероба. Он поднимался в ней беспросветно темной водой, болотной жижей, запечатывающей трахею. Что было дальше, она помнила уже смутно – наверное, как и все из группы обыска. Расследованием с того момента занимался шестой участок и криминалисты, подтвердившие связь транквилизаторов и оружия с убийствами.

Последующие дни утонули в молочном тумане. И сейчас, придя в себя, Кристиан понимала, что позволила себе абстрагироваться от этого кошмара, выключить мозг и не думать. В таком состоянии она легко могла что-нибудь упустить, и сейчас самое время, чтобы это исправить.

Капитан отправилась в хранилище, чтобы забрать ключи и получить доступ к вещественным доказательствам. Она не знала, что надеется найти, учитывая, что множество специалистов уже все осмотрели, но это даже к лучшему. Чистый разум поможет ей увидеть то, что другие не видели.

Ведь надежда была только на это.

Надев латексные перчатки, она получила под расписку орудие убийства и осторожно взяла его в руки. Номера сбиты, значит, доставлен контрабандой. Громоздкий, неудобно лежащий в руке, все, как и говорилось в файле Нейта. Но в то же время…

Кристиан поняла, что так привлекало коллекционеров. Именно сейчас, держа пистолет в руках, а не глядя на фотографию. Несмотря на все недостатки, было в этой модели что-то, что можно было назвать… эстетичным. Плавные, приятные глазу линии, матовый металл – на пистолете не было украшений или же узоров, но все же он казался изящным и искусно выполненным, даже несмотря на его габариты.

Красота орудия особенно подчеркивалась тем, как за ним ухаживали. Заботливая рука была заметна сразу же: каждый изгиб был тщательно отполирован, очищен, явно не обошлось и без спецсредств – в конце концов, производство закрыли несколько десятков лет назад.

Разум все пытался зацепиться за что-то, но мысль ускользала. Капитан крепче сжала рукоять пистолета, вновь осматривая его.

Как же она ненавидела пистолеты.

Многие полицейские возводили огнестрельное оружие едва ли не в культ – как обычно мужчины обожали трепаться о машинах, стражи закона, обладавшие привилегией на ношение оружия, любили поспорить об особенностях той или иной модели, да и просто выпендриться своими знаниями. Некоторые чуть ли не боготворили свои пушки – ухаживать за своим оружием и чистить его считалось практически ритуалом. Неудивительно, что за такой коллекционной редкостью тщательно следили.

Только вот сержант не был из тех, кто возводил оружие в культ. По крайней мере, как ей всегда казалось. Но может ли Кристиан до сих пор утверждать, что знает о нем хоть что-то?

И все же капитан не могла не признать, что что-то не сходится. Почему пистолет, за которым так скрупулезно ухаживали и которому место под стеклом в частной коллекции, просто валялся в нижнем ящике гардероба? Если бы для Фледеля он так много значил, он бы не хранил его так.

Но нельзя было сбрасывать со счетов то, что оружие реализовали в столице. И сержант был оттуда же. Не может же это быть всего лишь совпадением?

Кристиан колебалась, словно весы, измеряющие его душу. Каждая мысль, каждый аргумент аккуратно помещались на чаши «за» и «против», «виновен» и «невиновен». Она, привыкшая работать с голыми фактами, сейчас могла полагаться только на свое внутреннее чутье.

Что, если оно подведет?

Бросив взгляд на часы, капитан встала из-за стола. Время посещения скоро начнется.

– Ему становится хуже. Заболевания, крепко захватившие тело вследствие пребывания в чудовищных условиях, ослабили его, и сейчас лечение продвигается с трудом.

– Но с ним же в итоге все будет в порядке?

Доктор Бьерсен уставился куда-то ей за спину, поправляя очки в крепкой дорогой оправе.

– Постарайтесь не наседать на него сейчас с допросами. Или… – он вновь перевел взгляд на Кристиан, – выясните у него все как можно скорее.

Ник сидел в кровати, положив под спину подушку. Его руки казались еще худее, чем до этого – по словам врачей, он наотрез отказывался есть, поэтому его временно снова перевели на капельницы. Причина, названная доктором Бьерсеном, заставила Кристиан вздрогнуть – желудок снова начал отторгать любую пищу, включая простую воду, и едва ли с этой стороны будут какие-то улучшения. С остальными органами было не лучше – одни были увеличены, другие поражены, покрыты фиброзными тканями и требовали хирургического вмешательства. Участки тела, где раньше зияли фиолетовые язвы, теперь были вырезаны и зашиты многослойными стежками – врачи удалили некроз, где могли до него добраться.

Он был бледен. Даже простыни, на которых покоилось его изрезанное тело, казались темными на его фоне. Сил едва хватало, чтобы смотреть – тонкие ресницы медленно покачивались, прикрывая покрасневшие глаза.

– Ты снова пришла.

Его голос похрипывал, и он с трудом поднял руку, чтобы потереть горло. Потом вздохнул и закрыл глаза.

Кристиан села на стул, не проронив ни слова. Рядом с ним всегда было тяжело, но в то же время какая-то особенная тишина наполняла эту комнату вместе с запахом медицинского спирта и лекарств.

Ник не разрывал тишины. Рука, лежащая на горле, слегка подрагивала.

– Ник…

– Я ничего не скажу.

– Мы не враги друг другу. Мы могли бы…

Его глаза раскрылись, и Кристиан запоздало заметила блестящие в них слезы. Затянутые пленкой зрачки с трудом сфокусировались на ней.

– Я тебя ненавижу…

Злость и исступление перемешивались в этом взгляде. Словно разорвав невидимый барьер, слезы стремительно потекли вниз по впалым щекам. Стиснув зубы, он всхлипнул и принялся насилу утирать щеки.

– Мы… могли бы поговорить без записи. Просто так. Все, что ты скажешь, ни к чему тебя не обяжет.

Он вцепился руками в лицо, словно от боли, и, тихо заныв, подогнул ноги к голове, как будто защищаясь. Кристиан видела, как кое-где бинты окрашиваются в алый – незатянувшиеся швы расходились от спазма напрягшихся мышц, но Ник, похоже, не чувствовал этого. Страдания, терзавшие его, были иными.

– Лучше бы принесла мне дозу. Я знаю, ты можешь. У