местных жителей, и просматривает книгу «Ко дню пятидесятилетия со дня рождения Владимира Ильича Ульянова (Ленина) 23 апреля 1870–1920 гг.».

Ленин принимает представителей Туркестанского фронта. По просьбе одного из делегатов, И. Дика, дарит ему свой автограф на листке из блокнота Председателя СНК: «На память товарищу Дику.

В. Ульянов (Ленин)».

Из воспоминаний И. О. Дика

В марте 1920 года, в связи с борьбой против эпидемии на Туркестанском фронте и с другими делами, наша часть стояла в Илецкой — Защите… В один прекрасный день, в конце марта должно быть, РОСТА сообщило, что 22 апреля Владимиру Ильичу исполнится 50 лет. В тот вечер, сообщая моим товарищам содержание полученной оперативной сводки, я добавил также и сообщение о предстоящем юбилее Ленина.

Внимательно выслушав меня, один из красноармейцев нашей команды, плохо говорящий по-русски татарин, всегда молчаливый, человек неграмотный и политически темный, к моему удивлению, вступил в беседу и на ломаном русском языке сказал:

— В Москве сейчас голод, а у нас много хлеба. А Ленин большой человек. Мы должны послать ему много хлеба на его праздник.

…Было решено провести отчисления из пайка красноармейцев, добавить к ним кое-какие «экономии» отдела снабжения и отправить Ильичу ко дню его 50-летия в подарок от имени Туркфронта и гражданских организаций Самары… целый поезд хлеба!

Организация всего этого предприятия была поручена мне. Дело было нелегкое. Скорый поезд Самара — Москва покрывал это расстояние в течение 12, а то и 14 суток. А была уже середина апреля. Но как бы то ни было, хлеб был собран в достаточном количестве. При помощи начальника ВОСО фронта мы организовали специальный поезд, в состав которого вошло 20 вагонов хлеба. Этот поезд мы назвали в честь Ильича «Поездом Ленина», и 19 апреля мы тронулись в путь. На первом вагоне был прибит красный плакат с надписью:

«Красноармейцы Туркфронта — первому красноармейцу революции В. И. Ленину в день его 50-летия».

Политотдел фронта дал мне адрес для вручения Ильичу и в этих целях назначил также и своего представителя.

…Мы встретили немало затруднений в пути. Перед ст. Батраки сгорел паровоз. Не доезжая ст. Инзы, мы потерпели первое крушение. На ст. Ночка мы имели конфликт с заградительным отрядом Наркомпрода, который никак не хотел признать действительным разрешение на провоз продовольствия выше нормы для красноармейской команды поезда, выданное Самарским губпродкомом. Заградительный отряд признал действительным только разрешение Симбирского губпродкома, которому он был подчинен и на территории которого мы находились. Только наличие оружия у нашей команды заставило начальника заградительного отряда облагоразумиться и пустить нас дальше. Перед Рузаевкой наш поезд потерпел второе крушение, при котором было ранено несколько красноармейцев. Я не говорю уже о «буксах». Они горели неимоверно часто, и мы были принуждены перегружать вагоны не менее десяти раз. На ст. Рыбное, где была база Наркомпрода, нас просто не хотели пропустить дальше. Представители этого учреждения хотели «обезличить» наш поезд и переотправить муку по разным нарядам. Мы напрягли все усилия, чтобы убедить представителя Наркомпрода не делать этого. Мы ему показали с десяток бумаг, мандатов, предложений, удостоверений, разрешений Самарского губпродкома, но все напрасно. И здесь наша охрана сыграла решающую роль и спасла поезд.

И все же, несмотря на все эти инциденты, мы вечером 22 апреля 1920 года, в день 50-летия Владимира Ильича, благополучно прибыли в Москву. Но и здесь нас ждала история с «обезличиванием» со стороны Наркомпрода, агенты которого на Казанском вокзале начали уже хозяйничать в нашем поезде.

Я отправился в Наркомпрод… После долгих мытарств по секретарям и секретаршам, после трехчасового ожидания в приемной я попал, наконец, к члену коллегии тов. Халатову, которому изложил суть дела. Он вначале и слышать не хотел о подарке красноармейцев Туркфронта.

— Какие там подарки: это наше и больше ничего! Наркомпрод — диктатор!

Тогда я решил обратиться к Ленину…

Ильич нас принял восклицанием:

— Здравствуйте, товарищи!

Встал, подал нам руку и просил сесть. Я его поздравил с юбилеем и собирался по всем протокольным правилам огласить ему адрес политотдела.

Ильич прищурился, добродушно улыбнулся, сделал широкий жест рукой:

— Не надо, не надо!..

В это время Ильича вызвали по телефону. Я понял, что с ним говорит Халатов. Вначале Ленин не хотел идти навстречу Наркомпроду:

— Потрудитесь сами достать хлеб, а не являться на готовый. Красноармейцы сделали мне подарок, и я хочу распределить его среди голодных пролетарских детей наших центров, которые особенно страдают.

Но так как Халатов был упорен, то в конце концов решили: 10 вагонов торфяникам, 4 — для московских детей, 4 — для петроградских и 2 — для Иваново-Вознесенска.

Ленин председательствует (с 18 часов) на пленарном заседании СТО, делает пометки, записывает фамилии выступающих, вносит дополнения и редактирует проекты постановлений. В повестке дня 17 вопросов.

Ленин председательствует на заседании Совета Народных Комиссаров. Во время обсуждения вопроса о предоставлении права Наркомзему заключать договоры с «Объединенной организацией германских союзов по эмиграции в Советскую Россию» обменивается записками.

Ленин — Милютину[14]:

Нельзя терпеть этой неопределенности ни одного дня. Если кто протестует, тотчас в СНК вносите (иначе Вы виноваты будете).

Взята ли с делегатов-немцев расписка, что им нами объявлено, что мы не гарантируем продовольствия, одежды и жилищ лучше остальных и рядовых рабочих России.

Милютин — Ленину:

Чтобы не было волокиты, надо на Чичерина давление оказать, он мне сказал, что Дзержинский будто бы подал заявление в ЦК. Я могу сегодня же переговорить с Чичериным. Взята ли «расписка»? — С ними заключен договор, я могу текст его завтра Вам доставить.

Ленин — Милютину:

1) С Чичериным обязательно переговорите.

2) Надо Вам проверить, взята ли расписка (взять обязательно или вставить все ее содержание в договор).

ВЕЧЕР