– А как будет «дерьмо» на языке света? – спросил я. Тамара уже тянула дубинку из импровизированного чехла, пристегнутого к спине.

Посланник покачал головой:

– В нашем языке нет бранных слов как таковых.

Прелесть какая.

– Ну, хоть какие-то неприличные слова должны быть?

– Слово становится приличным или неприличным в зависимости от того, как его произносят.

– Вам бы, Индиго, стоило научиться ругаться, – сказала Тамара, осторожно спускаясь еще на одну ступеньку и держа дубинку наготове, – говорят, помогает унять боль и тревогу.

– Может быть, позже, – кивнул Индиго и быстро протиснулся мимо. На узкой лестнице было трудно разминуться, он чуть не впечатал меня в стену. Вырвался в авангард и встал на нижней ступеньке, прикрывая нас. Я опасливо выглянул из-за плеча Тамары и спросил:

– Как будем пробиваться?

Индиго вытащил нож.

– Ну что ж, – выдохнул я, и он шагнул вперед.

Ближайший к нам ряд попятился. «Дети» заскакали вниз по лестнице, шипя и щерясь. Индиго в блеске огней и с грозно воздетым клинком погнал их дальше, а мы шли за ним, спускаясь все ниже и ниже. «Дети» продолжали отступать, и я успел подумать, что у нас есть шанс добраться до цели.

Но потом случайно скользнул взглядом по стене и увидел, что она буквально испещрена нишами. И в каждой сидят «дети», сверлят нас угольно-черными взглядами. Потом оглянулся назад – и там успели собраться несколько штук. Некоторые сидели на верхней ступеньке и глядели нам вслед. Из-за избытка зубов их щеки казались надутыми.

Я перегнулся через перила и глянул вниз: витая лестница уходила далеко-далеко, постепенно растворяясь во тьме. Бесконечные крутые ступени перемежались квадратными площадками.

Нам не дойти.

Одна площадка, почти под нами, сильно выдавалась вперед, к центру шахты. Передвинув сумку с плеча на живот, я принялся рыться в ней в поисках веревки. Точно видел, но в куче всякой всячины, как попало наваленной внутри, найти что-нибудь, да еще в темноте, было нереально. Если б сама Первая каким-то образом умудрилась там спрятаться, я бы и ее не нашел.

В конце концов пришлось сдаться.

– Эй, Огнеглазка! – окликнул я. – У тебя веревка есть?

– Зачем тебе? – спросила та, уже роясь в своей сумке. Из-за моей просьбы ей пришлось опустить голову и перестать смотреть по сторонам. Это было небезопасно – но между нами и «детьми» по-прежнему стоял Индиго. Стоял так неподвижно, что один, расхрабрившись, зашипел сквозь зубы и стал покачиваться с пятки на носок: готовился к прыжку. Я посветил туда, и в луче фонарика моментально застыли еще двое, которые как раз подбирались поближе.

Тамара уже доставала веревку из своей идеально упакованной сумки. Застегнула молнию и переспросила:

– Так для чего тебе веревка?

Я принял из ее рук небольшую бухту, размотал и перекинул один конец над перилами. Веревка, крутясь, начала опускаться, заметно отклоняясь в сторону под действием силы Кориолиса – спасибо Тамаре, я вспомнил, как она называется. И через некоторое время свилась кольцами на выступающей площадке несколькими ярусами ниже.

Тамара вытаращила глаза.

– Здесь нам все равно не пройти, – пояснил я, и один «ребенок» сделал еще шаг к Индиго. Тот бросился на него, стремительный, как кобра, взмахнул ножом, и «ребенок» отпрянул. Сощурил влажные черные глаза, спрятал за спину окровавленную руку.

– Дай мне, – велела Тамара, отбирая веревку. Частично вытянула обратно и соорудила что-то вроде скользящей петли. – Там их тоже полно, – сказала она, глянув вниз, – я спущусь первой.

«Дети» становились все смелее, Индиго сделал еще выпад вперед, отгоняя очередного.

– Побыстрее, если можно, – попросил он.

Огнеглазка уставилась вниз: до площадки было далеко-далеко. Я хлопнул ее по плечу.

– Не бойся, Огнеглазка, у тебя получится! А я сразу за тобой.

Она странно посмотрела на меня и вдруг рассмеялась. Всунула ногу в петлю, легко перемахнула через перила и с ловкостью профессионала заскользила вниз.

Я развернулся, и вовремя: «ребенок» уже тянулся грязными ручками к моей сумке.

– Нельзя! – сказал я и, махнув на него фонариком, крепко задел по голове. «Ребенок», пошатываясь, отступил.

– Ой, прости! – сдавленно охнул я: он упал на лестницу и оцепенело на меня пялился. – О боже! Ну прости, я…

Он бросился. Тупые зубы схватили мою руку и очень крепко сжали.

Если б меня спросили, у какой твари самый опасный укус, я назвал бы, например, змею или собаку – в общем, существо, способное впиться зубами глубоко в плоть. Но когда на коже сжимаются человеческие зубы, сразу понимаешь: они идеально приспособлены, чтобы разжевывать мясо и грызть морковку. А для этого нужна сила челюстей, которой хватит, чтобы раздробить, например, фалангу пальца. В мою руку «ребенок» вцепился далеко не так сильно, но я тотчас ощутил: эти зубы при первой возможности легко доберутся до моих костей и разгрызут их.

Тут меня ухватили за запястье и саданули им о перила. «Ребенок» с омерзительным хрустом врезался в них и разжал челюсти. Инерция отбросила его за ограждение лестницы, и он упал в шахту.

– О боже, – выдохнул я, со смесью ужаса и облегчения глядя, как маленькое тело кувыркается ярусах в семнадцать внизу и бьется о перила. Я прижал к груди свою покусанную руку, и тут же накатила тошнота.

– Спускайтесь, Шон, – мягко велел Индиго, держа клинок наготове. Кольцо вокруг него сужалось.

В руке пульсировала боль. На коже остались вмятины от зубов, и я не был уверен, что смогу сжать кулак. Но ничего не оставалось: я схватился за веревку, затянул петлю, как делала Тамара, и шагнул в пустоту.

Сначала держался с трудом: веревка выскальзывала, ссаживая кожу на ладонях, но потом удалось-таки всунуть ногу в петлю и закрепиться. Я торопливо начал спускаться, понимая, что Индиго остался наверху один и не сможет оттуда выбраться, пока я не окажусь внизу.

Наконец подошвы громыхнули о нижнюю площадку.

– Доставай нож, Шон, – сразу же скомандовала Тамара. Обернувшись, я увидел ее с поднятой дубинкой, а напротив – трех «детей», по-змеиному вытянувших вперед шеи. Один поглядел на меня и зашипел.

Выпутавшись из веревки, я протянул руку к ремню, нащупал рукоять висевшего там ножа. И едва успел его достать, как «дети» кинулись на Тамару.

Она не хотела их бить. Намеренно замахивалась и отдергивала руку. Не хотела – и они это знали. Вот подобрались поближе, все одновременно, и один, поднырнув ей под руку, впился зубами в бедро.

И тут у нее словно что-то переключилось в голове: схватив маленькую «девочку» за волосы, она отодрала ее от себя, швырнула на пол, замахнулась дубинкой. «Дитя» еще успело зашипеть, а потом тяжелая колотушка врезалась ей в лицо, разбрызгивая плоть и дробя кости.

Индиго мелькнул в воздухе падающей звездой, изящно приземлился и тут же взметнул клинок. Двое оставшихся «детей» упали, истекая кровью,