Я шагнул мимо очередной ступеньки. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что виной тому было полное отсутствие решетки на ней, а вовсе не моя невнимательность. Ну почти. Хорошо хоть, гравитация здесь совсем ослабела, и я легко удержался.

– Да, так его называли, – тихо ответил я, – а откуда вы знаете?

– Утес Даррингтона находится рядом с Итакой.

– Да, это мой родной город, я там вырос.

Тамара перестала остервенело лезть наверх. Замерла.

– Так ты был там, – медленно произнесла она, и мне тоже пришлось тормознуться, чтобы не врезаться в нее. – Я имею в виду, в эпицентре конфликта во время высадки Посланников.

Я не понимал, почему у них обоих такой ошарашенный вид.

– Вы же давно знали, что я с Кийстрома.

– Итака – единственный город, который был захвачен, – сказал Индиго абсолютно безразличным тоном. Но это было настойчивое, агрессивное безразличие: он словно старался упихать под него, как в тесную коробку, какие-то эмоции, а они не помещались, лезли наружу. – После этого все остальные города сдались без боя. Но Итака была полностью уничтожена.

Итака была полностью уничтожена…

Голос Огнеглазки звучал глухо и как-то странно, словно я его слышал сквозь пленочный пузырь:

– Я и не думала, что там кто-то выжил.

Итака была полностью уничтожена. Улицы горели, вдалеке кто-то кричал – а в остальном было тихо. До жути тихо. В первый час, когда все началось, а я спрятался где-то на полпути между домом и школой, конечно, стоял оглушительный грохот. А потом все утихло. Там и тут, конечно, раздавались крики ужаса, но потом снова наваливалась тишина. Такая, что казалось, я здесь один живой, на этих мертвых улицах…

– Выжили очень немногие, – еле слышно прошептал Индиго. – Большую их часть отправили обратно на Марию Нова.

– А остальные жители Кийстрома? Их тоже переселили? – поинтересовалась Тамара.

– Нет. Им позволили остаться на планете, вернули их прежние дома, где они и живут до сих пор. Власть передана Посланническому правительству. Ни одной битвы на Кийстроме больше не было, так что пострадала только Итака. Выжившие, которых мы нашли…

– Хватит, – прохрипел я. Сам себя толком не услышал – дыхание оглушительным свистом отдавалось в ушах. Но наверно, было достаточно громко: они меня услышали и заткнулись.

Дышать действительно было все тяжелее. Наверное, оттого, что воздух стал разреженный, – отчего же еще? В горах ведь то же самое: чем выше поднимаешься, тем труднее дышать. Я лез вверх по витой лестнице внутри вращающегося колеса, и от этого двойного вращения уже не очень понимал, где верх, где низ. Еще хуже делалось оттого, что ноги больше не чувствовали крепкой опоры. А шахта все сужалась и сужалась, если так пойдет и дальше, подумал я, придется упираться руками в ее стены. А потом и для этого станет слишком тесно.

В одном из ближайших гнезд сидел «ребенок». Весь подобрался и все равно еле-еле умещался на своем узеньком «матрасе». Да уж, не сравнить с просторными гнездами орланов.

«Дети» расселись на ступеньках позади нас, столпились в нишах стен. И глядели, глядели, не сводя глаз.

– Кто-нибудь обратил внимание, – сказал я, с трудом узнавая собственный голос, – что их тут, кажется, опять прибавилось?

– Просто лезь, не останавливайся, – долетел голос Тамары как будто очень издалека.

И мы лезли. Лезли и лезли, а лестница все сужалась. Вскоре я начал задевать пальцами ступени с противоположной ее стороны в поисках хоть какого-то свободного пространства. Ярус за ярусом его становилось все меньше, но мы упорно лезли вверх. Сила притяжения уже так ослабела, что теперь почти не приходилось отталкиваться ногами от ступенек, достаточно было цепляться за поручни. И отовсюду, с расстояния вытянутой руки, на нас глядели «дети».

Тамара резко остановилась. Я был так сосредоточен на сужающейся лестнице и своем головокружении, что чуть не врезался в нее. Открыл было рот спросить, в чем дело, но тут увидел: винтовая лестница кончилась. Дальше надо было подниматься по навесной, узенькой и такой длинной, что ее конец терялся где-то высоко-высоко.

Но хуже всего было то, что шахта здесь совсем сужалась, превращаясь в трубу, узкую и тесную, словно гроб.

46. Мамин платяной шкаф

Однажды меня заперли в мамином платяном шкафу. Не очень надолго, и я это полностью заслужил. Мама никогда не любила выбрасывать вещи, уйму всего хранила «как память». Теперь я ее понимаю гораздо лучше, чем тогда. Вся память о ней осталась там, на Кийстроме, и превратилась в пепел. Иногда я жалел, что не удалось взять с собой хоть маленькую коробочку каких-то вещей. Но если бы удалось, это были бы чьи-то чужие воспоминания, не мои.

Я и до этого не любил тесные помещения, а уж потом – тем более. Многочисленные коробки с мамиными воспоминаниями давили со всех сторон, не давая даже развернуться. Но я все равно как-то умудрился и забарабанил в дверь, сперва ругаясь, потом умоляя Бриджит или хоть кого-нибудь выпустить меня.

Было тесно и темно. Я стоял на обеих ногах и не мог отделаться от мысли: а в гробу так же себя чувствуешь? Тоже ведь темное замкнутое пространство. А вдруг я уже в нем? С этой мыслью я бешено замолотил изнутри в дверцу, пока кто-то ее не открыл и я не вывалился наружу.

* * *

Я стоял на ступеньке чуть ниже Тамары, упираясь бедром в перила, а противоположным плечом – в стену. Уже здесь было слишком тесно, слишком узко. Насколько она длинная, эта навесная лестница? Ладно еще долго подниматься, когда вокруг просторно, как в основании шахты. Или проползти буквально пару футов по крошечному лазу вроде тех, что так любит лейтенант. Но лезть в такую душегубку на высоту больше собственного роста? Вот дерьмо…

Тамара подняла фонарик, посветила на хрупкую лестницу в узкой трубе. Нахмурилась.

– Ну да. Гравитация уже ослабела настолько, что подниматься по обычной лестнице было бы тяжелее. В микрогравитации навесные лестницы удобнее. Умеешь цепляться ногами за перекладины, чтобы не упасть?

И тут она увидела мое лицо.

– Эй, ты в порядке?

– Да, все нормально.

– Не похоже.

Тамара окинула меня оценивающим взглядом, как автомеханик – барахлящую машину. Да я на нее и смахивал – изможденный, жалкий, еле шевелящийся. И назад не вернуться: слишком далеко и слишком много опасных тварей.

– Справишься? – спросила она.

Сама боится высоты и все же без колебаний лезет вверх – потому что другого пути нет. Вот так же мне пришлось продираться через полузаваленный тоннель вместе с Индиго и другими Посланниками: двигайся вперед, или умрешь.

Вот только он был гораздо, гораздо короче. И рядом был Бенни. И Квинт, при которой трусить было стыдно.

А сейчас из нас троих трусил я один. И вместо Бенни рядом были чужаки. Если