я упрусь и не полезу, они заставят меня силой. Или выпытают, где Философский Камень, а потом просто бросят здесь. А назад нельзя: там «дети» и черт знает что еще.

– А что, у меня есть выбор?

Тамара нахмурилась еще сильнее.

– Я пойду первой, – сказала она, – не отставай. Над нами двигатель, поднимемся туда – и полпути пройдено.

Только полпути… Может, лучше бы сенатор взорвал мой имплант прямо сейчас и избавил от мучений? Тогда и лезть не придется.

Тамара начала подниматься. Сначала я видел ее ноги от колен и ниже, потом только ступни. Потом и они исчезли, только подошвы звякали по металлическим перекладинам. Собственное дыхание снова оглушительно свистело в ушах, как несколько минут назад, когда они заговорили про Итаку. Вот вспомнил, и стало еще хуже.

А может, не только в ушах шумит? Может, это эхо идет от моего дыхания по узкой длинной трубе? В такой близости от центра корабля я физически ощущал его вращение и надеялся только, что Огнеглазкина походная каша удержится в желудке.

Ноги, казалось, просто не желали двигаться.

– Эй, Индиго, может, включите фиолетовый? – в шутку попросил я Посланника, бесшумно поднявшегося по последним ступеням и стоящего позади меня. – Я почувствую угрозу и полезу быстрее.

– Значит ли это, что страх перед Первой заставил вас тогда спуститься в тоннель? – поинтересовался он. Обычно тихий голос в здешней тесноте звучал чуть громче.

Да не столько Первой я боялся, сколько того, что она может сделать с Квинт, если та откажется лезть. Я тогда сознавал, что, если не двинусь дальше, Индиго может меня убить. Но мысль о том, что Первая угрожает смертью Квинт, стала почему-то гораздо более сильным стимулом.

Я шагнул под лестницу, поднял глаза на поднимающуюся Тамару. Труба была даже теснее, чем мне казалось. Вот лейтенант потянулась к следующей перекладине и ударилась локтем о стену. Вот чуть отклонилась назад, чтобы глянуть вверх – и ее волосы, развеваясь в микрогравитации, темным ореолом окутали голову и задели тоннель.

Нет, подумал я. Не могу. Там же нет воздуха! Я и здесь-то дышу тяжело и часто, а в легких его все равно недостаточно.

Индиго вдруг сказал что-то на сестринском.

– Что? – переспросил я. Это было единственное слово, которое удалось вспомнить. И на которое хватило дыхания.

– Первая меня вырастила, – повторил он на кийстромском.

47. Меня можно подкупить, но исключительно языкознанием

– То есть как вырастила? Первая?! Посланница-Ультрафиолет – ваша мать?! – вытаращил я глаза. И тут же спохватился: – Погодите, вы что, владеете кийстромским?

Этот вопрос Индиго оставил без ответа.

– Нет, она мне не мать, – сказал он на сестринском, – у Посланников не бывает родителей. Положите руку на нижнюю перекладину.

– Я… Что?

– Руку, – повторил Индиго, терпеливо и даже как-то ласково, что ли, хотя в лице ничуть не изменился. – На нижнюю перекладину.

Несколько мгновений я ошарашенно молчал, не в силах пошевелиться. Потом протянул руку, положил на перекладину на уровне глаз – первую из многих ступеней вверх – и поднял взгляд. Вот это зря – голова тут же закружилась от вида уходящей в бесконечность лестницы. Тамара тормознулась, очевидно не понимая, почему мы застряли. Но даже не могла повернуть голову и посмотреть, так было тесно…

– У Посланников нет семей, – донесся сзади голос Индиго, спокойный, как глубокое-глубокое озеро. – Я знаю свой набор генов, знаю, у кого сходный и чем мы друг от друга отличаемся. Меня вырастили в инкубаторе вместе с сорока другими Посланниками, но ни они, ни другие носители генов Мары Чжу мне не родственники. Да, – кивнул он, увидев мой потрясенный взгляд, – я знаю, что гены Мары Чжу составляют основу моих.

Я вспомнил ее последнее сообщение, ее потемневшее от горя лицо. Что-то похожее на это черное отчаяние сквозило и в манерах Индиго. Трудно было сказать, в каких именно: лицо-то у него всегда оставалось спокойным и бесстрастным. Но это как с мелодией, которая обрывками долетает издалека: если ты ее уже слышал, то без труда узнаешь. Возможно, Индиго просто по темпераменту меланхолик. У Первой тоже все время был мрачный вид, но может, это естественно, когда тебе несколько сотен лет? Может, как раз от нее он и набрался этой мрачности?

– Но воспитала вас Первая? – переспросил я.

– Уберите фонарик в карман, – велел он вместо ответа, – и положите другую руку на следующую перекладину.

Теперь до меня дошло: он не ответит, пока я не послушаюсь. Я медлил, балансируя, как на острие ножа, между страхом и любопытством, между досадой оттого, что меня считают слабым, и благодарностью за помощь.

Теперь я уже спокойно доверял Индиго свою жизнь – пока действует наш договор, конечно же. Но не мог себе представить ситуацию, когда потребовалось бы что-то другое. Тот род доверия, о котором нельзя договориться.

Примерно такие же ощущения были, когда я впервые взял в руки одну из Огнеглазкиных гранат: когда она взорвется? И взорвется ли вообще? И если да, насколько мощный будет эффект? Теперь узкую трубу озаряли только огни Индиго – послушавшись его, я погасил фонарик. И положил другую руку на перекладину выше.

– Нас последовательно воспитывают несколько разных наставников, давая все необходимые знания, – сообщил Индиго. – Когда мы становимся почти взрослыми, каждого из нас берет под опеку один Посланник и учит в соответствии со своим профилем. Для меня таким опекуном стала Посланница, которую вы знаете под именем Первой.

– Чему же она вас научила?

– Поставьте ногу на лестницу.

Я так и сделал. То, что Индиго рассказывал, действительно было потрясающе – возможно, мне повезло стать единственным, кому открылись такие тайны посланнической жизни! Главное теперь – сосредоточиться на этом, тогда будет легче не думать об узкой трубе, по которой надо карабкаться.

Я поставил на перекладину вторую ногу. И уже без напоминания шагнул на следующую.

– Первая научила меня защищать тех, кто нуждается в защите, – наконец ответил Индиго, теперь уже снизу. Лязгнуло: он тоже забрался на лестницу и начал подниматься…

Нет-нет, Шон, думай о том, что он сказал! А не о том, где он… где мы находимся.

– Она научила меня достигать целей оперативно и в полном объеме, без страха и колебаний. Это даже более важный навык. Я не отдельная единица, я часть системы Мария Нова. Это требует умения достигать цели быстро и качественно.

Ну и дела… Как у них с Тамарой, оказывается, много общего: им обоим знатно промыли мозги.

– А у вас были свои ученики?

– Да, были. Но за последние несколько лет ни одного.

Странное уточнение. И главное, он сам сказал, я не спрашивал.

– А почему?

– Посланнический совет и я взаимно согласились, что так лучше для общего блага.

Нет, подумал я, там наверняка не все так просто. Но зацепок для наводящих вопросов