обоз и стараться держаться диких дорог или же идти почти налегке, но рисковать, конфискуя или покупая еду в деревнях по пути.

Они с полковником выбрали первый вариант, а чтобы компенсировать главный минус большого обоза — его скромную скорость и заметность, решили использовать реку. И вот, когда капитан уже было решил, что у них все получается, на них вылетел незнакомый взмыленный поручик. Причем вылетел на такой скорости, что идущее по левому берегу охранение просто не успело среагировать.

— Тобольский полк, кажется, из отряда капитана Павлова, — мгновенно опознал его форму Кутайсов. Молодой штабист все лучше и лучше приживался в батальоне: не кичился графским титулом, много учился и, главное, был полезен.

— Правьте поближе к нему, — приказал Хорунженков, увидев, что незнакомый офицер сейчас в такой панике, что и на лошади может рискнуть полезть в воду.

Их лодка плавно выскользнула из строя и, обогнув длинную мель, подошла поближе к левому берегу. Капитан попробовал поговорить на ходу, но ветер сносил слова, и пришлось пристать к суше. Как оказалось, совсем не зря. Представившийся поручиком Малиновским офицер рассказал, что рядом движется какой-то крупный японский отряд, который в ближайшие часы окружит и сотрет с лица земли их роту.

— Помогите нам! — закончил свой рассказ поручик и с такой надеждой посмотрел на Хорунженкова, что у того защемило сердце.

Вот только жалость жалостью, но дело-то важнее. Если их набег на Инкоу сработает, то это спасет гораздо больше жизней, чем в роте капитана Павлова. С другой стороны, это же свои… Был бы у него передатчик, можно было бы провести срочный сеанс связи с полковником, посоветоваться, вот только чего нет, того нет. Количество передатчиков ограничено, и все они сейчас нужны на восточном фланге, а тут… Он сам должен принимать решение.

Мелькнула предательская мысль собрать офицеров и переложить ответственность на их плечи. При том что капитан и сейчас мог бы с полной уверенностью сказать, что большинство точно не решится оспорить приказ, и все эти игры будут только бесполезной тратой времени. Нет! Полковник же сам его учил — иногда именно командир на месте видит обстановку лучше, и тогда именно ему должно хватить храбрости, чтобы принять решение.

— Что будем делать, господин капитан? — Кутайсов поднял гелиограф, готовясь передавать дальше приказы Хорунженкова.

* * *

Я выдвинул 2-й Сибирский навстречу отступающим частям Восточного отряда в тот же день, как получил новости об успехе японцев. Возможно, еще сам Бильдерлинг не сдался и готов продолжать сражение, вот только не даст ему Куропаткин рисковать своими силами — значит, будет приказ об отступлении, и здесь мое слово не атаковать уже не имело силы.

Полный сбор занял меньше часа, марш-бросок по давно исхоженным тропам не составил труда. И пусть мы в итоге выступили уже во второй половине дня, все равно успели отмахать до вечера почти тридцать километров. Важная веха, которая с нашей максимальной скоростью помогала уже завтра к вечеру выйти на когда-то заготовленные позиции на линии Тун Ян — Саймаки. И уже оттуда, когда нам будет на что опереться и где прикрыть себе спину, можно будет действовать гораздо активнее.

Главное, чтобы японцы ничего не выкинули. Чтобы Бильдерлинг не начал спешить и совершать ошибки… Я стоял у костра, слушал разговоры солдат и иногда бросал взгляды на небо. Сегодня подглядывающая за нами из-за облаков Луна казалась огромной и красной. Она словно притягивала взгляд, и не знаю, насколько я так выпал из жизни, когда мое внимание привлек тихий шелест шагов. Обернулся — это, стараясь не смотреть друг на друга, ко мне подходили офицеры Сюнь и Ким. Да, у меня теперь появились и такие, и я еще до конца не решил, что же с ними всеми делать.

Все-таки подставил меня Алексеев со своими туземными полками.

Upd. Некоторые читатели начали теряться в оперативной обстановке, поэтому попробовали нарисовать карту. Надеемся, она хотя бы немного поможет))

Глава 22

Смотрю на своих азиатских офицеров и думаю о том, как же быстро все с ними вышло.

Началось все с того, что, помня о наказе Алексеева, я решил узнать, а нет ли в Ляояне тех корейцев, что мы когда-то вывезли из Согёна. Так-то, отплатив мне с рытьем укреплений на Ялу, они были полностью предоставлены сами себе, и я бы не удивился, если бы они уехали куда подальше от войны. Но нет…

Люди Мин Тао нашли прямо в Ляояне довольно крупную корейскую общину, состоящую только из мужчин. Честно, не уверен, что те не подумывали заняться разбоем и немного увеличить свое благосостояние, прикрывшись туманом войны, но, когда им передали мое приглашение на беседу, их старший Ким явился в тот же день.

Ким Бо Ыр оказался крепким мужчиной лет сорока, который едва выслушав мое предложение стать добровольцами в нашем корпусе, тут же ответил «да». За себя и за весь свой отряд. Так у меня появилось отделение корейцев, и если бы на этом все… Стоило Киму уйти решать организационные вопросы по переводу своих людей, как у меня попросил приема Янь Сюнь. Старший мань чжоу, что приехал наводить порядок среди моих рабочих, не стал ничего скрывать и сразу же выдал, что тоже заинтересован в подобном предложении. Ну, я и ему сказал «да». А потом, подумав, пригласил обоих в поход за Бильдерлингом.

Если рядовых китайцев и корейцев можно было с ходу запускать на полосу препятствий и начинать вбивать в них дисциплину, то вот их командиры… Пусть для начала посмотрят, как мы воюем, а я заодно подумаю над их местом в моих планах. Все-таки как обычные стрелковые отделения корейцы с китайцами мне не особо интересны, но вот если придумать для них задачи, которые будут под силу только местным… Например, если мы выстоим под Ляояном и сами пойдем в наступление, то война-то не закончится: нас будут ждать и новые полевые сражения, и, главное, штурмы городов.

— Вячеслав Григорьевич, — первым заговорил Ким. — Мы подумали над вашими словами об обучении моих бойцов городскому бою. Если мои люди просочатся в города Кореи и смогут ударить в спину японцам, это действительно спасет много обычных жизней. А еще пора напомнить Сеулу, где именно зародилась наша цивилизация!

Так меня немного посвятили в историю Кореи. Во время первого объединения, которое местные назвали эпохой Корё, столица полуострова