чем иллюзия. Роль духа играет подсознание заклинателя. Таким образом, спирит, как я тебе уже говорил, беседует с самим собой. И доказывает это тот факт, что Вассёр жив, а также то, что его имя я тем не менее чуть не произнес в начале нашего первого сеанса, с картиной, и в начале второго, с манекеном! Дело в том, что я полагал его мертвым, и мое подсознание шепнуло мне его имя якобы как имя мертвеца, который хотел, чтобы его услышали. К счастью, я был настороже. Я не пожелал произносить это имя, которое вполне могло навести на кое-какие подозрения мсье де Крошана, стреляного воробья, быть может даже увлеченного своей наукой, но, скорее всего, относившегося к ней с недоверием и прекрасно понимавшего, какую роль играет в беседах с говорящими столами подсознание – даже если этими столами, если можно так выразиться, являются картины или манекены! Быть может, на худой конец, он и заметил, что я жульничаю, но, так или иначе, он свел все к своим двум отрицаниям.

«Вот как! – подумала Розина. – Два отрицания дают утверждение! Именно эти-то два отрицания и направили шевалье на путь истины! В первый раз он понял, что Стефен отказывается произносить имя мертвеца. Во второй раз – при помощи какого-то другого указания (например, совпадения даты монжеронской катастрофы и казни Вассёра), а также опираясь на тот факт, что из всех убийц Стефен именно его обошел молчанием! То же самое ему подтвердил бы Серраль, если бы смерть не прибрала нашего шевалье к себе вместе с его открытиями! Хитрец! Он прекрасно знал, что первое же имя, которое придет Стефену на ум, будет то, которое его беспрестанно преследует, и, возможно, надеялся, что его ученик растеряется и случайно произнесет это имя вслух!..»

– Спектрофелес!.. – задумчиво продолжил Стефен. – Что же это за призрак? Если подумать, можем ли мы обвинять наших преследователей в том, что они внезапно возникли перед тобой через несколько минут после катастрофы, через несколько секунд после того, как ты обнаружила Мельхиора Шапло, погибшего рядом со мной, и через час после моего прибытия в клинику?..

Как может быть Вассёр и его сообщник причастны к твоему второму видению этого призрака, появившегося перед тобой в зале ожидания клиники? В ту ночь Вассёр еще был жив, его со мной ничто еще не связывало! Его сообщник, ассистент Серраля, только-только впервые меня увидел, на смотровом столе; а быть может, он и вовсе увидел меня лишь на следующий день…

Наконец, на улице Гинемера я не заметил на двери никаких привидений!..

Тут я уже ничего не понимаю. Нужно бы мысленно пересмотреть события, отметить совпадения этих виде́ний с известными нам фактами…

– О! – воскликнула Розина. – Совпадения! Они слишком часто обманывают. Истинная взаимосвязь открывается лишь потом, задним числом, когда уже видна вся картина.

Откуда мне было знать, после твоего возвращения на улицу Гинемера, что улучшение твоего здоровья вызвано лишь прекращением травли, которая стала невозможной из-за некоторых препятствий и честности наших слуг?

Откуда мне было знать, позднее, что ухудшение твоего состояния вызвано появлением этой Режины Жюбес, а вовсе не – как я тогда полагала – сменой квартиры, к чему тебя подтолкнули, или этими перстнями, которые ты снова начал носить и которые вернулись к тебе уж и не знаю откуда?.. Но я ничего этого не видела! Я и представить себе не могла, что это она, эта маленькая смуглянка, втыкает в дверь окровавленные ножи, всюду подкладывает устрашающие послания, читает наши письма и следит за нами, мерзавка!

Тебе всегда виден лишь небольшой фрагмент того, что, как ты полагаешь, известно тебе во всех деталях… Что уж тогда говорить о том, что тебе – предположительно – известно лишь отчасти!.. Скажем, пока я ждала тебя тогда, шестнадцатого декабря, на вокзале PLM, у меня были мрачные предчувствия. Так вот, знаешь, что это были за предчувствия? Я поняла это только сегодня. Я тогда прочла в «Пти паризьен», что через пару дней Вассёра, вероятно, гильотинируют. Подобные вещи вызывают у меня отвращение. Я и думать об этом забыла, заметь! Но мое подсознание, как ты говоришь, этого не забывало! Мне было не по себе, и после катастрофы я сказала себе: «Так я и знала!»

Нет-нет, душа моя, давай оставим совпадения в покое!

Это ведь одно из этих совпадений заставило меня усмотреть цифру «десять» в знаке «X» окровавленных ножей, тогда как этот знак «X» в конечном счете оказался и не цифрой, и даже не буквой…

А когда я обнаружила пустым сейф для украшений, знаешь, что я сказала себе? «Нельзя объяснить случайностью совпадение столь вредоносное». Ибо это случилось именно в тот момент, когда я подумывала продать мои украшения. Тем не менее одному лишь Богу известно, почему случай выбрал для этого именно тот день и тот час.

Ах! Тогда ведь у нас не было пяти миллионов!

– Да и сейчас у нас их останется только четыре, – заметил Стефен.

– Как!.. Ты хочешь заплатить? Подчиниться этому человеку?

– Я полностью в его власти.

– Это мы еще посмотрим!.. Да, он и его сообщник – или сообщники, – конечно, не дети! Они загнали тебя в тупик, и теперь, после убийства рантье, активы которого состояли из недвижимого имущества и ценных бумаг, погребенных в подвалах какого-то банка, для них, разумеется, нет хода более тонкого, чем запугать наследника и заставить его передать им миллион в тысячефранковых банкнотах! Но ты уверен, что не хочешь сдать этих шантажистов полиции? Ты одержим, Стефен, тебя словно кто-то сглазил. Сделай над собой усилие! Соберись!

– Сдать их? Но их не арестуют. Они сами сдадут меня, прежде чем испариться. Я останусь один, и против меня будут все улики… В отсутствие Вассёра, ввиду невозможности провести очную ставку, увидеть его, опознать, кто поверит в то, что он жив? Свидетели его «склеивания» – с ним заодно и, вероятно, недосягаемы! Никто мне не поверит, если я заявлю, что моего отца и шевалье убил воскресший Вассёр!

– Но ведь эти люди хотят денег, а не твоей погибели!

– Если они не получат денег, то погубят меня, отомстив мне!

– Хм… Вот что: давай рассуждать здраво, хорошо? Или ты платишь, или не платишь. Если ты им заплатишь, если послезавтра ты передашь Вассёру требуемый миллион, как думаешь, что случится?

Шантажист никогда не удовлетворится. Через полгода, угрожая все тем же, он потребует от тебя еще миллион. Через год – еще один. Через пару лет ты останешься без единого су. И тогда кто знает, что он прикажет тебе совершить в качестве