пациент, умирал его близкий – тогда серию необычных смертей обсуждали по всем новостям.

Харин пришлось выслеживать чхакси так долго, что в какой-то момент она и сама задумалась о том, чтобы умереть. Она жила уже долго, жизнь её была насыщенной и полной, но довольно одинокой – после расставания с Союлем Харин никого из монстров к себе не подпускала, а о сближении с человеком не могло быть и речи.

Лёжа на столе патологоанатома в холодном человеческом морге, Харин раздумывала о том, что может убить её по-настоящему. В огне она не сгорала, в воде не могла утонуть – её из любой беды вытягивала собственная энергия, сконцентрированная в бусине. Вот если бы она лишилась своего энергетического ядра, то, возможно, что-то особо сильное могло бы убить её… Тени Союля, если бы тот в самом деле хотел причинить Харин вред. Адово пламя в мире Тангуна, если бы тот действительно исполнял свои угрозы, которыми разбрасывался все годы их сотрудничества. Острые клыки его псов. Яд пульгасари, если бы Бёнчхоль всё ещё был бы жив…

Бусина делала её бессмертной, а потому всесильной, даже если в открытом бою противостоять тому же токкэби она не всегда была способна. Убить токкэби мог другой сильный монстр. Убить Харин с бусиной в теле не мог никто.

Не зря об этом сокровище мечтал каждый уважающий себя квемуль.

Смешно, что досталось оно не мифическому существу, а простому мальчишке, умудрившемуся выжить в страшной автомобильной аварии на мосту Чхондам-тэгё.

Вот опять она о нём думает, когда стоит позаботиться о собственной шкуре. Харин садится, злясь на себя за глупости, и потому не сразу отмечает неожиданную обстановку места, в котором очутилась.

В просторном зале, где очнулась Харин, мраморные полы, высокие потолки с росписями под европейскую живопись, на стенах картины – очень точные реплики работ прерафаэлитов и Мане – Моне, вся мебель с позолоченными ножками и обита тёмно-красным бархатом. В арочном проёме справа видна другая комната, в ней белые стены и тёмно-серая мебель, яркое освещение. Совсем другая атмосфера, тут роскошь напоказ, там – рабочая обстановка в стиле хайтек.

Это что, пентхаус с видом на реку Ханган в «Ханган Отеле»? Харин о таких апартаментах мечтает с семидесятых, а тут, смотрите-ка, оказалась в них не по собственной воле!

Она щурится, осматривается, растирая затёкшую спину. Что она делала, что позвоночник теперь спешит отделиться от мышечного каркаса?! Поясницу так ломит, будто ей пришлось тащить тушу оленя с первого этажа на сорок восьмой…

Кстати, Харин права: вот и мёртвый синнок смотрит на неё запавшим глазом, единственным уцелевшим, рога так и не отрастил. Лежит в двух шагах от Харин на блестящем полу из натурального мрамора с золотыми нитями. Что здесь происходит?..

Голова раскалывается… Харин хватается за виски двумя руками – те все в песке и мокрой грязи, под ногтями застряла палая листва, и пахнет от кожи мусором. Одета она при этом в тонкое атласное платье. Приколы с переодеванием может позволить себе только один знакомый Харин…

– Мне тоже интересно знать, в какую беду ты снова попала, раз притащила в мой дворец тушу убитого священного оленя, – раздаётся голос единственного представителя мира существ, которому Харин хотела бы говорить примерное ничего. Она закатывает глаза (тут же от боли стреляет в висках) и медленно поворачивается, не поднимаясь с пола.

В арочном проёме, ведущем в просторную кухню, на неё смотрит Тангун, коротко стриженный, облачённый в шёлковый халат с длинными полами, украшенными золотыми узорами из павлиньих перьев. Самый большой хвастун из всех квемулей, которых Харин встречала в своей долгой жизни.

А говорят ещё, богам нет дела ни до чего мирского. Похоже, конкретно этот бог должен был повелевать смертным грехом жадности, а стал отчего-то создавать мифических существ себе на потеху.

– Что ты… Нет. Что я… Тоже нет. – Харин жмурится, пока окружение растекается по краям, картинка смазывается, как в калейдоскопе, и сосредоточиться у неё получается только на своих грязных руках. Те смотрятся на фоне чистого до блеска пола неуместно. Вся она смотрится тут неуместно, равно как и туша оленя.

Великие Звери, зачем Тангун вытащил труп синнока из земли?! Нет, погодите-ка, это не он сделал. Судя по состоянию ногтей и зловонию, это сделала сама Харин.

– Я притащила к тебе синнока? – уточняет она, боясь услышать ответ. Тангун сперва обнадёживает её:

– Нет, конечно.

Он проходит в гостиную к Харин и садится перед ней на широкий диван, затянутый шёлковыми покрывалами. Дорогая китайская ткань переливается яркими красками так, что больно смотреть, хотя сам Тангун в своём расписном халате выделяется среди многочисленных драконов и фениксов – как чёрно-золотое пятно посреди хаоса.

Какой-то он бледноватый, в самом деле, замечает Харин и устало выдыхает.

– Ты выкопала синнока в лесу, неподалеку от мусорной свалки за городом, и вызвала меня с того света, – договаривает Тангун и лыбится, похоже. Харин на него не смотрит. – Ты была не в себе, так что я взял на себя смелость перенести тебя в более комфортные условия.

– И уложил на холодном полу рядом с трупом?

– Место для сна ты себе сама выбрала, я предлагал тебе королевские покои. Даже переодел в чистое.

– А что же тогда не помыл? – огрызается Харин. Тангун вскидывает в удивлении брови.

– Дорогая, сменить тебе наряд я могу щелчком пальцев. Помыть – нет.

– Это шутка была.

Харин посылает проклятия на весь род Тангуна до первого колена, хотя она не уверена, что у божества всех существ были предки. Ах, чтоб все его потомки в сутулых псин превращались при первом поцелуе!

– Так… – она садится ровнее и поворачивается спиной к трупу синнока. – Почему ты меня услышал и пришёл? Обычно тебе плевать на мои просьбы. Насколько я помню, – Харин демонстративно хмурится, – ты сказал, что наше общение будет ограничиваться твоими прихотями, а не моими.

– Насколько я могу судить, – Тангун кивает в сторону синнока, – это исключительный случай.

Странно, что тело оленя не разложилось за два месяца… Или, быть может, священные животные не разлагаются, как обычные? Многого же Харин не знает о мирах, между которыми блуждает как у себя дома.

– Я нашла его пару месяцев назад, – поясняет она, всё ещё не глядя напрямую ни на оленя, ни на Тангуна, но косясь на последнего боковым зрением сквозь плотный кокон раздражения.

Разоделся, словно чеболь из дорам, волосы подстриг на современный лад, даже залачил, кажется. И он что, надушился? Ну точно пижон! Им бы с Союлем спорить за звание мистера