Когда, наконец, на лестнице послышалисьторопливые шаги и показался Ягун, Таня едва не бросилась к нему на шею.

– Прости, что долго. Циклопы сменились.Вместо того с ключом уже другой сидит. Пришлось дожидаться, пока дверь караулкиприоткроется, а потом уже применить «хап-цап», – пояснил внук Ягге.

Ключ со скрежетом повернулся в замке.Низенькая дверца открылась. Шагнув внутрь, Таня оказалась в тесном каменноммешке. На стенах лежала изморозь. Пахло гнилой древесиной.

Примерно четверть каменного мешка занималаржавая клетка, в которой, ссутулившись и обняв свои колени, сидел худой старик.Лишь по усам и бороде, которые стали теперь ещё длиннее, Таня смогла узнатьакадемика Сарданапала.

– Ну вот он, убийца! Можешь над нимглумиться, – сказал Баб-Ягун.

В голосе у него, однако, не слышалосьуверенности. Да и вообще внук Ягге старался держаться ближе к дверям.

Тронутая жалостью, Таня шагнула к клетке.Десять лет заточения! Как не был этот Сарданапал похож на того цветущего,крепкого академика, которого она видела совсем недавно – перед матчем сневидимками! Глаза у неё подозрительно защипало.

Сарданапал погрозил ей пальцем.

– Только не надо слез! Я знал, что тыпридешь. Знал это все эти годы...

– Как вы здесь выжили?

– Я выжил потому, что бессмертен, –сказал академик. – Мне даже льстит, что меня, единственного, Чума несумела зомбировать и я остался самим собой. А уж она пыталась – можешь мнеповерить. Но у неё ничего не вышло. У меня было время о многом подумать. Мыстремимся к чему-то, делаем ставку на магию, ценой немыслимых усилий достигаемжелаемого – и вдруг понимаем, что то, чего достигли, – уже не нужно идостигнуто это фактически продажей души. Всякий, даже самый пустейший лопухоидв тысячу раз счастливее самого преуспевшего в чародействе мага. А еще...я ждал!

– Ждали? Чего?

– Тебя. Ждал, когда ты станешь другой испустишься сюда. Ждал и надеялся. Потом терял надежду, вновь обретал её и сноваждал. А ты ходила там наверху, бегала на занятия, зубрила «Темную магию»,«Технику сглаза», «Общую теорию проклятий»... И это было самое невыносимое!

Таня недоверчиво замотала головой. У неё дажемелькнула мысль: не спятил ли академик в заточении? Она же ясно помнила, какнедавно Соловей инструктировал их перед матчем с невидимками, а Сарданапал насудейской трибуне пытался казаться суровым, но они-то точно знали, за кого онболеет!

– Вы что-то путаете. Как я могла ходитьтам наверху, пока вы томились здесь? Я же только вчера вечером здесьоказалась! – сказала Таня.

Академик грустно улыбнулся.

Одновременно Таня вспомнила свой дневник стройкой по червеедению, вспомнила магзеты, и уверенность её иссякла. А вдруг...вдруг все так и есть? Вдруг она все эти годы провела в Тибидохсе?

– Так я была здесь? Была или нет? –спросила она. Сарданапал кивнул.

– Да, девочка, ты прожила эти десять летздесь, в новой реальности. Прожила их заново. Я единственный, кроме тебя,разумеется, кто помнит тот миг, когда среди матча ты столкнулась с Пуппером.Лопнула веревка – и тут все началось... Я ведь столько раз предупреждал твоегопрадеда Феофила, чтобы он не использовал для своих инструментов мистическихпредметов, особенно тех, что могут разбиться или лопнуть! Но разве он меняслушал! Упрямый был старик, нравный!

– Но-но! Попрошу без личностей! Летатьнадо уметь! – знакомым голосом проскрипел перстень на пальце у Тани.

Сарданапал нахмурился, однако спорить скольцом не стал. Тем более что то уже вполголоса затянуло: «Есть на Волгеутес...», ухитряясь попутно переводить на греческий и древненорвежский.

– А дальше дух получил неограниченнуюсилу, – продолжал академик. – Не спасали уже и накидки Поклепа. Всезакружилось, точно в смерче – игроки, мячи, зрители. Поверишь ли, громадныхдраконов швыряло и било о песок, как беспомощных ящериц. И все это время яслышал хохот – отвратительный, хриплый хохот. Казалось, хохот и смерч являютсячем-то единым. Когда хохот затихал, смерч сразу начинал ослабевать. Я пыталсяостановить все это, произносил заклинания, но все было напрасно. Моя магия былабессильна. Меня ударило летящей скамьей. Очнувшись, я увидел, что стою вразрушенном доме, а в руках у меня крошечный ребенок.

– Ребенок? – переспросилаТаня. – Какой? Сарданапал ласково посмотрел на неё и шевельнул усом.

– И ты ещё спрашиваешь, какой младенец?Ты!

– Я? Почему я? – усомнилась Таня.

– Потому что десять лет назад ты быламладенцем... Вспомни, время повернуло вспять. Что такое десять лет для ЗмеяВечности? Незначительная, почти незаметная чешуйка где-то у хвоста. Именно её исколол бушующий дух, которому Пиявка и оборвавшаяся веревка дали силы. Я тожестал на десять лет моложе, хотя едва ощутил перемену. Древнир всегда говорил:«Когда тебе перевалит за девятьсот, о торте со свечками придется забыть. Иначеводяные решат, что начался пожар».

Академик взялся за прутья. Таня увидела, чтоперстень повелителя духов исчез с его пальца.

– Теперь он у Чумы. И перстень, италисман. Все у Чумы, – сказал Сарданапал, угадывая её мысли. – Нослушай, пока нам не помешали. Я стоял с ребенком на руках и не мог отделатьсяот мысли, что когда-то все это уже происходило. Младенец, разрушенный дом...Вокруг была таежная глушь. Снаружи копошилась и шипела нежить. Она карабкаласьдруг на друга и смотрела на нас. Я прижал тебя к груди и шагнул в другуюкомнату – в лабораторию Леопольда. Точнее, в то, что когда-то было мастерской.Я уже догадывался, что там увижу, и мне было тяжело, – продолжалСарданапал.

Горло у Тани сжалось.

– Там были мои родители? – тихоспросила она.