Эти запахи…

Странная пышная растительность, окружающая нас со всех сторон…

И отчётливое ощущение тревоги, ощущение, которое ничем невозможно заглушить…

Мы идём, упрямо стараясь не замечать, ни деревьев, диковинных и незнакомых, ни непривычно душного зноя. И даже когда большая ярко-оранжевая птица взлетела внезапно из-под самых наших ног, взлетела и тут же унеслась прочь, резко и пронзительно крича… даже тогда мы лишь вздрагиваем и ещё теснее прижимаемся друг к другу.

Было что-то нехорошее, угрожающее, страшное даже во всём этом пышном великолепии, окружающим нас со всех сторон.

Куда же мы всё-таки попали?

Пологая каменистая гряда закончилась, впереди начинался лес, огромный и густой, весь в переплетениях лиан.

– Слушайте, а может это ботанический сад какой? – предположил Витька, внимательно рассматривая громадные древесные стволы. – Или заповедник?

Ему никто не ответил.

В лесу было не так душно. Солнечные лучи, не в силах пробиться сквозь густую сеть листвы, рассеивались уже где-то высоко вверху, а тут, у самого подножия лесных великанов царил вечный, чуть зеленоватый полумрак. Пахло прелыми листьями, болотом и ещё почему-то грибами.

Где же мы, в конце-то концов?!

Лес, довольно проходимый в начале, постепенно становился всё гуще и всё непролазнее. Противно хлюпала под ногами густая, коричневая и весьма неприятно пахнущая жижа, откуда-то налетела вдруг мелкая назойливая мошка и, густо облепив разгорячённые наши лица, лезла в глаза, уши, нос. Стараясь как можно скорее выбраться из неприветливого этого места, мы невольно прибавили шаг…

А вскоре мы уже с трудом превеликим продирались сквозь густые, упругие и невероятно колючие заросли какого-то незнакомого нам кустарника, в кровь оцарапывая руки и ноги, и оставляя на его длинных и острых шипах клочья одежды.

– Вот чёрт, залезли куда! – вполголоса ругался Витька, шедший впереди всех. – Может, назад?

Сергей оглянулся.

– А какая разница? – вполне резонно возразил он. – Теперь, что вперёд, что назад…

– Там, впереди, вроде как посветлее, – добавил я.

И мы двинулись дальше.

Лес окончился как-то резко и сразу, вновь засияло солнце, и мы невольно зажмурились, успев-таки немного отвыкнуть от его слепящего блеска за эти пару лесных часов.

Прямо перед нами расстилалось зелёное и удивительно ровное поле, где-то, далеко-далеко, на самом краю горизонта, вновь чернел лес…

Витька сунулся было вперёд, и почти сразу же ухнул почти по пояс в какую-то трясину. Поспешив на помощь бедолаге, мы с Серёгой крепко ухватили Витьку за обе вытянутые руки и, с помощью Жорки, помогли ему выбраться на более-менее безопасное место.

– Болото! – чертыхаясь и отряхиваясь, констатировал Витька очевидный для всех нас факт. – Не пройдём, зараза!

И этот факт тоже был вполне очевидным и не требовал даже комментариев.

– Придётся по краю…

И мы пошли по краю, вернее, по самой границе между лесом и болотом.

Отступление

Бугров

– Да, да, я слушаю! – профессор, не опуская трубки, принялся что-то торопливо записывать в блокнот. – Да, да, продолжайте!

Бугров зевнул украдкой, сел на ближайший стул и принялся терпеливо ждать, одновременно с этим, от нечего делать, внимательно осматриваясь вокруг.

«Вообще-то, довольно неплохой кабинетик, – отметил он про себя. – И уютненький, и не без некоторого, так сказать, размаха. Для директора заурядного ведомственного пионерлагеря даже и чересчур шикарный. Особенно диванчик в углу. Очень даже сексуальный диванчик. На таком диванчике только…»

– Да, да, я всё понял! – профессор вновь что-то торопливо записал. – А поконкретней, пожалуйста! Что? А вы уверены?

«Нет, это, пожалуй, надолго!» – подумал тоскливо Бугров, отрываясь, наконец, от лицезрения сексуального этого диванчика. Потом он посмотрел на часы, встал и, подойдя к окну, принялся, опять-таки от нечего делать, внимательно обозревать, хорошо видимую с высоты второго этажа, территорию лагеря этого замухрышного. Впрочем, не только сам лагерь, ближайшие окрестности тоже неплохо отсюда просматривались, несмотря на уже начинающие сгущаться сумерки. Вот и сосна та самая виднеется, возле которой он вчера Веруньку эту кудрявенькую в первый раз поцеловал. А потом и во второй, и в третий… Девочка ещё та, сразу видно. И, может, зря он вчера не осмелился на более решительные действия?

Бугров вздохнул и вновь украдкой покосился в сторону профессора, молча и сосредоточенно выслушивающего по телефону что-то, ему, Бугрову, пока не ведомое, но, судя по всему, чрезвычайно важное, архиважное даже…

Вновь вспомнилась кудрявенькая эта Верунька. Что-то она поделывает сейчас? Может, тоже о нём думает?

«Ничего, мы своё наверстаем! – оптимистически подумалось Бугрову. – Освободиться только бы поскорее…»

– Повторите, пожалуйста, ещё раз самые последние цифры, – взволнованно произнёс вдруг профессор. – А ошибки быть не могло?

Досадливо передёрнув плечом, Бугров вновь выглянул в окно и заметил вдруг там, внизу, Веруньку. И не одну, а с этой… с подружкой своей ненаглядной. Ишь, бегут куда-то, хохочут обе… весёлые, довольные! Особенно эта… Может, вновь уже себя на месте своём бывшем вообразила? На его, Бугрова, законном месте!

– И всё-таки перепроверьте ещё раз все ваши результаты самым тщательнейшим образом. Да, и образцы почвы в особенности, – послышалось за спиной Бугрова. Обернувшись украдкой, он увидел, как профессор что-то торопливо записывает в блокнот, по-прежнему крепко прижимая трубку к щеке. – Что? Ничего, ничего, не оторвёт он вам голову! Ну, хорошо, я сам ему потом позвоню! Да, так и скажите, что для меня! Ну, вот и хорошо! Договорились!

Профессор положил трубку, и некоторое время внимательно смотрел на Бугрова.

– Ну что, Виталий Павлович? – счёл своим долгом осведомиться Бугров. – Что выяснили?

– Этого не может быть, но, тем не менее… – задумчиво проговорил профессор. – Возраст всех находок практически одинаковый, и он, возраст этот, значительно превышает сто тысяч лет…

– Как? – Бугрову показалось вдруг, что он ослышался. – И женщины тоже?

Профессор молча кивнул головой.

– Но позвольте, ведь это…

Не договорив, Бугров лишь озадачено потёр переносицу и, в очередной раз повернувшись к окну, увидел, как Верунька там, внизу, вовсю уже кокетничает с каким-то здоровенным мужиком в тёмно-синем спортивном костюме. А впрочем, знает Бугров этого мужика, физрук местный… Неужели у них роман? Вот чёрт, совсем непредвиденное даже обстоятельство!

– Ну, и что вы обо всём этом думаете? – вернул Бугрова к действительности негромкий голос профессора. – Вы лично.

– Я? – взглянув напоследок в окно, Бугров подошёл к столу, сел. – Скажите, а ошибки быть не могло?

Профессор ничего на это не ответил. Он сидел, молчал и, кажется, действительно очень внимательно ждал. Ждал услышать, что же обо всём этом думает именно он, Бугров. Скажите, пожалуйста, честь какая!

– У дуры своей спроси! – разумеется, ничего такого Бугров не произнёс, подумал только…

– Ну, так как, Александр Сергеевич?

Бугров уселся