– Да! Вижу! – воскликнула она, и тут же её кольнула невозможная догадка. – Болек, я не понимаю! Ты долетел?

– Долетел? Ну, можно сказать и так! – отозвался он со смехом. – По крайней мере, куда-то приземлился!

В накатившем восторге, забыв о тяготах дня, Ася глубже высунулась в окно и замахала рукой в полную дрожащих огней темноту московской вселенной.

* * *

«Ну вот… Всё это получилось хорошо. Отлично!..» – подумал Болек, укладываясь спать на новом месте.

Рубеж был взят! Неведомый мастер сложил края, и дыра в двадцать лет исчезла. Он снова был в семье и эту самую семью собрался теперь поправить по своему вкусу, изъять лишнее и уютно вписать себя.

Он лёг по-кочевому, прямо в одежде, поскольку ещё не успел обзавестись необходимыми предметами быта. «Всё-таки надо было поискать “апартаменты”, хоть была бы готовая постель…» – подумал он запоздало, впрочем без особого сожаления.

Вскоре тонкий мост дрёмы перенёс его в дом на Пятницкой. Болек увидел Асино беспокойное лицо, приблизил, как в микроскоп, и, пройдя насквозь, очутился внутри её сознания, где во мраке мотались и завывали ветром лесные деревья. Затем черты Аси преобразились в Софьины, и наконец волшебник, вполне довольный своими сегодняшними безумствами, провалился сквозь хрупкий настил «прозрачного сна» в счастливое беспамятство сна глубокого.

…А проснувшись, опять, как в последнее время часто бывало с ним, не сразу догадался, где он. К счастью, роскошный, почти во всю стену, полукруг окна быстро восстановил память. Болек был в Москве, в самом центре столицы, минутах в трёх ходьбы от сестёр.

Вчера вечером на поиск квартиры у него ушло рекордно мало времени. Первый же адрес, который они с агентом пришли посмотреть, устроил его, и вовсе не потому, что Болек был всеядным, – скорее наоборот. Просто квартирка, расположенная в мансардном этаже солидного дома, оказалась изысканной.

Она состояла из небольшой со вкусом обставленной гостиной, спальни и кухни; всюду пахло только что завершённым ремонтом. Главное же – из полукруглого, в форме арки, окна просматривался кусочек дома Спасёновых. Ощущая себя немножко Великим Гэтсби, Болек прикинул расположение комнат и понял, что окно в торце – Асино.

Встав с постели, он отдёрнул шторы и, щурясь на поднимающееся солнце, окинул взглядом уютную панораму Замоскворечья. С удовольствием прошёлся по дому, выглянул во все имеющиеся окна и на кухне обнаружил, что из предметов, необходимых для приготовления кофе, в его распоряжении есть только газовая плита.

Близлежащие заведения, где Болек рассчитывал позавтракать, ещё не открылись. Пришлось топать к метро, в бессонную кофейню при «Макдональдсе».

Сидя у окна в закутке всемирной забегаловки, с глубокой и свежей после сна душой, он понял, почему остался. С опозданием в двадцать лет его настиг дар, обильный и бесполезный, как цветение необъятной сирени в бабушкином дворе, – семья, сёстры и брат, известие о Сониной любви. Содрать шкуру рациональности и голеньким упасть в этот цвет! В молочную реку отрочества! Как, бывает, во сне рушишься в бездну – и просыпаешься на мягкой подушке, в лучах летнего утра. Правда, пока ни подушки, ни лета у него не было. Был сырой апрель, сломанный брак, подвешенная на волоске карьера и незастеленная кровать в чужом доме.

Прикидывая план на день, Болек вспомнил, что приехал с одним чемоданом. К тому же после пожертвованного на Асин побег пальто он испытывал некоторые затруднения с верхней одеждой. Сегодня ему предстояло пройтись по магазинам и обрасти вещами для новой жизни, но до открытия торговых центров было ещё несколько часов.

Задумавшись на миг, он вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный лист, на котором Ася нарисовала ему дорогу в приют. Нет, он вовсе не собирался спозаранку общаться с угрюмым подростком и его собаками. Но разведать место для велосипедных прогулок или пробежек, раз уж ему вздумалось пожить в Москве, – почему бы и нет? Лесопарк вполне бы его устроил!

Прихватив с собой кофе в бумажном стакане, Болек вышел на улицу. Несмотря на раннее ещё утро, было видно – наступает день, которому будет по силам значительно продвинуть работу весны. Ясное небо и подсвеченный солнцем лимонный след самолёта намекали на летний отпуск. Довольный началом дня, Болек поднялся в своё новое жилище надеть под ветровку свитер и вызвал такси до парка.

Разыскать крохотный приют в большом и безлюдном лесопарке на деле вышло легко. Не имея иных ориентиров, кроме Асиного рисунка, Болек двинулся по центральной аллее и там, где через канаву был перекинут мостик, поднял с земли надорванную, пахнущую клеем листовку. «Нам не нужно лишней крови! – прочёл он. – Наши ружья направлены против бездомных разносчиков заразы. Освободите парк от логова, или мы продолжим борьбу!»

Сунув бумажонку в карман ветровки, Болек перешёл мостик и ещё раз сверился с Асиным планом. Да, всё верно! Вбок от надёжного асфальта аллеи в заросли уходила снеговая тропа. Оскальзываясь, он двинулся по талому насту, а через некоторое время его слух уловил голоса. Слова размазал ветер, но общий тон спора был явно недружелюбен. Через полсотни метров орешник закончился. Тропа выплёскивалась из гущины ветвей – ровнёхонько в эпицентр событий.

Притормозив в тени кустов, Болек увидел хлипкий дощатый домик и двор, а во дворе – человек восемь взбудораженных, то, что принято называть «агрессивно настроенных» парней и двух женщин в спортивной одежде, стоявших чуть поодаль. Появление Болека прошло незамеченным. Внимание собравшихся было направлено на тощенького заспанного подростка, что стоял на крыльце домика, упёршись ладонью в дверной косяк.

– Вам чего? – спросил Пашка сиплым голосом и, прищурившись, оглядел толпу.

В тот же миг два парня подхватили его под мышки и перенесли со ступеньки на землю двора.

Болек, стараясь не хрустнуть льдинкой, отступил в глубь орешника. Суть происходящего в общих чертах стала понятна ему. Теперь следовало вызвать подмогу, а самому продолжать наблюдение из укрытия.

Пока он соображал, как позвонить в службу спасения, круг сомкнулся, и подростка стало не видно в сердцевине вопящей сходки. Вожак стаи, коренастый и большеголовый, требовал ключи от собачьего загончика.

– Нет у меня ключей! Ключей нету! Ясно? Я вам книгу дам, хотите? Хотите книгу, я вас спрашиваю? Берите, пока дают! – западающим голосом, кажется, безо всякого смысла выкрикивал Пашка и, отбиваясь локтями, стремился прорваться к домику.

– Чего он лепит? Какую книгу? – обернулся к своим вожак.

Воспользовавшись секундным замешательством врага, Пашка вырвался из кольца и, взбежав на крыльцо павильона, как на маленькую трибуну, рявкнул нежданно окрепшим голосом:

– Книгу, говорят вам! Там про лошадёнку! Её впрягли в жутко тяжёлое и забили насмерть! Ясно! Её секли по самым глазам, по морде! А когда она упала, мальчик пытался её защитить, но не смог! Он с ней упал и стал целовать её мёртвые глаза и губы! А потом он вырос и убил их всех! Поняли вы, дебилы? Уяснили, что вам будет, если сунетесь? – орал он с хрипом, с предельным накатом, таким, что сходка умолкла, только шипела тихо, как затухающие угли.