– Много бреда, Саня! Ну, сам подумай, ведь не можем же мы настолько противопоставлять себя обществу! Если людям не нравится, что мальчишка приютил в городском парке инвалидов собачьих, – мы должны считаться.

– То, что ты называешь «обществом», хочет, чтобы ты примкнул к армии клонов! – горячо возразил Саня. – Чтобы ты выбрал навязанную тебе попсу, общественный строй, продукты, услуги. И, конечно, масса всегда поглотит уникума, без вариантов! Если только в нём нет чего-то огромного. Самого главного. В Пашке оно есть! Ты пойми, собаки заперты на отшибе, они все до одной привиты, воспитаны, за ними следят!

– Саня, но это же самозахват территории!

– Ты прав! – внезапно смирился Саня. – Но Пашка этого не примет. А я не хочу, чтобы он сломался. Поэтому я буду думать как он. Не обижайся! – прибавил он сокрушённо.

– Обижаться я разучился лет пятнадцать назад – это слишком энергозатратно, – улыбнулся Болек и, запрокинув лицо к солнцу, почувствовал, как лоб начинает пощипывать летним жаром. – Да и какие тут могут быть обиды? Наоборот, я хочу проникнуться. «Я не буду спасать приют, потому что хочу, чтобы он выжил!» Мне сейчас это близко – я ведь тоже теряю логику! – признался он, но Саня уже его не слушал.

Сделав круг, он запустил собак в загончик и, бегло приласкав остальных, тех, кому сегодня не повезло с прогулкой, вышел на тропинку. Остановился и, мотнув головой, словно стряхивая наваждение, поглядел на Болека:

– Слушай! А вообще, почему ты здесь? Ты же вчера должен был улететь!

– Ну слава богу! А я думал, спохватишься или нет! Между прочим, я ещё и успел снять скромный пентхаус, у вас там, на Новокузнецкой.

– Зачем? – поражённо спросил Саня.

– Даже не знаю, что тебе на это сказать! – пожал плечами Болек. – Видишь ли, человек не всегда знает наперёд, зачем совершил тот или иной поступок. То есть у него есть представления о своих целях, но часто ошибочные. Лично я не стал бы торопиться с ответами, но если…

– Да говори ты толком! Что ещё случилось? – разволновался Саня.

Болек прислушался и бережно, словно на плечо села бабочка, произнёс:

– Во мне родилось сомнение!

В тот вечер Маруся пекла пирог. Когда пропищал таймер, она открыла духовку и, взглянув на совершенно плоский корж, поняла, что забыла о разрыхлителе теста. С этим блином, вполне вкусным, особенно если намазать вареньем, они с Леночкой попили чай, но угощать подобным творением мужа, конечно, было нельзя.

После чая Маруся перешла ко второй попытке. Пока новый пирог пёкся, она вымыла посуду и пошла проверить, не появилось ли чего-нибудь новенького на «рабочем месте» мужа. Вечерами её Саша любил завалить кухонный стол книжками, но утром Марусе не к чему было придраться. Книги с тетрадями лежали стопкой на стуле у окна.

Подойдя, Маруся перебрала стопку. Взяла том Флоренского, полистала – какая-то чепуха. Затем наугад открыла Шеллинга – та же история. Слова в этих книгах складывались в сплошной забор, через который Маруся никак не могла увидеть смысл. После попалась книжка некоего митрополита Антония – что-то она о нём слышала! – Маруся открыла, наткнулась на главу «Вопросы медицинской этики» и закрыла.

Вздохнула и, приподняв стопку, вынула с самого низу потрёпанную ученическую тетрадь в клетку, выпущенную фабрикой «Восход». Её страницы были исписаны мужниным почерком разных лет и обстоятельств – небрежным и аккуратным, крупным и мелким. Текст представлял собой список имён и фамилий с комментариями в скобках, частью медицинского, частью личного характера. Маруся знала, что сюда муж заносит трагические истории некоторых своих пациентов или просто встреченных им людей и для чего-то бережёт и пересматривает этот список, вместо того чтобы пересмотреть, например, свои свадебные фотографии!

Маруся сжала зубы, распираемая желанием порвать тетрадь, но смирила себя и спрятала её на место, под книги. Пошла затем в спальню и, взяв книжку по психологии про «мужчин с Марса» и «женщин с Венеры», села за стол читать.

Маруся читала и перечитывала её уже месяц и много всего применила на практике, но чувствовала, что бестселлер популярной психологии не рассчитан на её мужа. Все уловки и премудрости отношений, кропотливо освоенные Марусей, проскальзывали вхолостую, не оказывая нужного действия.

Нет, книжка больше не увлекала её. Выскользнув из текста, она рассеянно смотрела сквозь буквы и видела сумрачный лес и своего мужа Сашу, захваченного колдуньей. Владение Марусиной противницы охраняли страшные псы. Размывы яда очертили её убежище, не позволяя Саше вернуться домой, к жене. Никаких сомнений: он был пленён и, конечно, уже испил любовный напиток, связавший его с чужой женщиной. Вопрос – с которой из двух? Маруся заметалась между некрасивой Татьяной и новой напастью – виденной ею вчера симпатичной Людмилой. Колдунья оказалась двуликой!

Маруся встала и с книгой в руках прошлась по душной от пирога кухне. Её муж, хотя и запутавшийся, всё-таки пока не бросил её, приходил ночевать домой, а значит, за него стоило побороться. Нанести удар! Посмотрев на раскрытую книгу, Маруся вцепилась в обе половинки и потянула. С треском лопнули нитки, обнажился жёлтый клей корешка. Стиснув зубы, она разорвала книжную плоть на куски и, истратив все силы, заплакала от страха и путаницы. Хорошо, что на слёзы у неё осталось совсем немного времени.

В четверть девятого она, как всегда, подсела к окну и стала внимательно смотреть на ведущую из парка дорожку. С минуты на минуту под расплывающимися в лужах фонарями должен был возникнуть её дорогой муж Саша. На этот раз он задержался совсем ненадолго. Маруся различила на краю леса знакомый силуэт, но обрадовалась лишь на короткий миг. В плечах у мужа и в наклоне головы виднелась тяжесть тревожных мыслей.

Маруся была права. К утренним волнениям о Пашкином приюте прибавились ещё заботы. По дороге домой Саня позвонил сёстрам. Оказалось, что бывший Софьин супруг каким-то образом узнал об аварии, и теперь Софья опасалась, как бы он не взялся оспаривать в суде опеку над Серафимой.

Саня повесил голову. Даже на вверенном ему крохотном участке вселенной не удавалось поддерживать мир! Плот бросало с волны на волну, то один, то другой его угол загребал солёную воду.

Выйдя из парка на бульвар перед домом, Саня поднял взгляд и различил в окне силуэт Маруси. Помахал ей и, отложив мысли о сёстрах, постарался настроиться на семейный вечер.

В последнее время, желая бесконечно оберегать мужа, Маруся освоила ряд новых полезных блюд, призванных умножать здоровье. К сожалению, Саня не мог есть эту несомненно правильную еду – смесь бурого риса, гречки, моркови, чего-то там ещё, без масла, с йогуртовым каким-то соусом, и прочее в том же духе.

Оттого ли, что всё это было пропитано ревнивым накалом чувств, или просто слишком уж не похоже на благословенные застолья Спасёновых, еда не лезла в горло. А есть было надо! И Саня покорно принимался за ужин, утешаясь мыслью о чае с хлебом и родительским вареньем, который ждёт его ночью, за уединённой работой.