Позвольте добавить вот что. Хотя я встречался с этой выдающейся женщиной всего лишь единожды, ее манера держаться произвела на меня неизгладимое впечатление. Поэтому, создавая новую личность, личность врача-психотерапевта, я взял ее манеру держаться за образец. Даже после своей кончины она оказала мне огромную помощь. Спасибо ей за это.

Визит в американское консульство в Цюрихе прошел гладко, как я и предполагал. Когда военный атташе услышал мои рассказы о сексуальных отклонениях Гитлера (разумеется, рассказы о реальных историях, которые я слышал во время службы в качестве специального агента Мартина Бормана), его брови взлетели вверх, словно уши переполошенного кролика. Всего несколько часов – и выжимка из моего дела оказалась в Берне, на столе у шефа резидентуры Управления стратегических служб Аллена Даллеса[11].

Про Даллеса скажу вот что: это был едва ли не самый проницательный человек из всех, кого мне довелось видеть. Под маской показного радушия и дружелюбия скрывался крайне осторожный и внимательный игрок в карты, умеющий отлично блефовать.

Даллес терпеливо выслушал мою тщательно продуманную легенду, откинулся в кресле, раскурил трубку, остановил на мне взгляд немигающих глаз – и сразу перешел к сути.

– Не знаю, как вас зовут на самом деле: Флекштейн, Фогель, Финкельштейн или как-нибудь еще, – сказал он мне, – и, откровенно говоря, меня это не интересует. Я точно знаю одно: вы агент абвера. Откуда я это знаю? У нас есть источники в вашей структуре[12]. Я знал о вашем предстоящем прибытии и ждал его. Сейчас, когда вы здесь, я лишний раз убедился, что вы верны не организации и даже не родной стране, но единственно себе и своему благополучию. Вся эта невероятная операция была исключительно вашей разработкой. Возможно, вы искали для себя безопасную гавань – или считали, что в самом деле сможете послужить своим хозяевам. Тот факт, что они на это пошли, подтверждает, что в немецкой разведке сейчас царит отчаяние. Мне все это неинтересно. Единственное, что меня заботит – качество предоставляемой вами информации и готовность ею поделиться. Так что дальше я буду называть вас Фогелем. И если вы станете сотрудничать с нами, – тут он хитро усмехнулся, – Фогелем вы и останетесь.

Если после нашей беседы, сказал Даллес, я откажусь признать, что являюсь агентом абвера, меня подвергнут допросу с пристрастием, а затем, получив мое признание – а иначе и быть не может, – казнят как шпиона.

В случае же добровольного признания, после того, как я расскажу ему до мельчайших подробностей все, что знаю о руководителях нацистов, меня отправят в Вашингтон, где мне предстоит действовать в качестве двойного агента под неусыпным контролем УСС. Я буду принимать агентов в своем врачебном кабинете, собирать донесения, передавать их американскому куратору для снятия копий – и отправлять в абвер. Если к моей работе не будет претензий, то после капитуляции Германии меня избавят от надзора разведки. Я получу право остаться в США и жить под именем Самуэля Фогеля или вернуться в Германию как частное лицо под любым именем, на свое усмотрение.

– Так что выбирайте: стойко все отрицать и пострадать от своего упорства – или сотрудничать и получить за это награду.

Даллес пристально посмотрел на меня, и глаза его блеснули.

– Вы производите впечатление умного человека. У вас богатое прошлое. Я предлагаю вам великолепную сделку. Даю час на размышление. Уверен, что вы сделаете правильный выбор.

Он дернул ленту звонка, и меня сопроводили в тесную комнатушку без окон. Там я быстро принял решение. Даллес все правильно оценил: собственное выживание – вот единственное что меня волновало.

Позвольте отметить следующее: мне очень нравилась работа психоаналитика; надеюсь, я хорошо ее выполнял. Хотя диплом достался мне не вполне честным путем, я был в состоянии провести анализ не хуже любого практикующего специалиста. Я внимательно и с сочувствием слушал своих пациентов, мои интерпретации всегда были подробными, тонкими и глубокими. Я умел хорошо прослеживать связи, и меня очень любили пациентки определенного возраста и социального положения. Я умел найти к ним подход и знал, как вытянуть самые сокровенные фантазии и мысли. Думая о будущем, я не особенно беспокоился: существование в качестве доктора Фогеля обещало мне жизнь, полную благополучия, уважения и достатка. Частный детектив по брачным делам, тайный партийный агент для особых поручений, благодаря счастливой случайности, приведшей меня в дом фрау Саломе, я обнаружил призвание к психоанализу. Если говорить кратко, сомнений, какой дать ответ, я не испытывал.

Даллес был доволен. Он похлопал меня по плечу и произнес: «Ну что же, поиграем. Если сейчас вы испытываете стыд, то позже будете гордиться своим выбором. В Большой Игре вам отведено не последнее место. Вам предстоит встречаться и работать с выдающимися людьми. Я даже в некотором смысле завидую тому удовольствию, которое вы получите от этой двойной жизни. И потом, вы же всегда так жили, разве нет? Я вижу вас насквозь, Фогель. Простая жизнь не для таких, как мы.

Он замолчал, а потом резко скомандовал:

– А теперь расскажите все, что знаете, о Мартине Бормане.

Я встречаю Еву Фогель в вестибюле гостиницы в центре Манхеттена. Она выглядит старше, чем на фотографиях на сайте, – коренастая женщина с лицом, на котором возраст оставил след, и зачесанными назад седыми волосами. Я прикидываю: ей примерно пятьдесят пять. Небольшие серебряные кольца в ушах, изящные лодочки без каблуков, простой, но дорогой и стильный серый брючный костюм и светло-серая шелковая блузка. Спокойная, уверенная в себе женщина.

Дружелюбная улыбка. И полное ощущение, что вставать у нее на пути не стоит.

– Здесь есть бар, – говорит она. – Можно сесть, сделать заказ и поболтать.

У нее американское произношение.

– А я думала, у вас будет немецкий акцент, – признаюсь я.

– Я родилась в Кливленде и до двенадцати лет росла в Штатах. Потом отец умер, и мама увезла меня на родину родителей, в Вену. С тех пор я там и живу.

Мы заказываем пиво. Ева меня рассматривает. Какой пронзительный у нее взгляд!

– У вас ко мне много вопросов. И первый наверняка, как я встретила Шанталь.

– Точно, – киваю я, удивленная тем, как быстро она перешла к делу.

– История совсем бесхитростная, случайное знакомство. В Вене, на лекции о начальном этапе психоанализа… так называемый героический период – то, что меня особенно интересует. Шанталь зашла в аудиторию и села неподалеку. Мне понравились ее внешность и манера поведения. Позднее она сказала, что я тоже пришлась ей по вкусу. Обмен взглядами, улыбки. После лекции я пригласила ее попить кофе. Она согласилась, мы пошли в ближайшую кофейню, сели – и проговорили до двух часов ночи.