БУШМИН. А кто у вас в штате?

ПЛОТКИН. Насчет штата. Смешно требовать, чтобы Институт имел у себя в штате специалистов по всем решительно писателям. Но тем не менее, у нас представлены очень полно в штате специалисты по революционно-демократической литературе: т. т. Мордовченко, Макашин, Евгеньев‐Максимов, И. И. Векслер, Григорьян, Десницкий и ряд других. Как можно после этого бросаться такими обвинениями? Это по меньшей мере не серьезно.

Еще одно утверждение Бушмина. Он изображает дело так, что есть в Институте люди, на которых можно махнуть рукой. Они, дескать, формалисты, и чего, мол, можно ждать от них. Такие нотки прозвучали у Бушмина по отношению к Эйхенбауму. Можно ли с этим согласиться? По-моему, нет. Эйхенбаум и другие ученые допустили немало ошибок. Есть формалистические пережитки у него и в последних работах. Но надо ли брать под сомнение его искреннее желание перестроиться? Он пишет сейчас работу о Толстом. Подождем – увидим. Эта работа покажет, удалось ли Эйхенбауму освободиться от былых ошибок. Во всяком случае, у меня большее доверие к нашим ученым, чем у Бушмина, и я, видимо, больше верю в благотворную воспитательскую силу большевистской критики»[372].

Таким образом, итогом этого заседания Ученого совета стоит признать не критику отдельных ученых или научных школ, а начало борьбы будущего академика А. С. Бушмина против дирекции Пушкинского Дома за «место под солнцем», и в этой борьбе он всего через полгода, используя как политическую ситуацию, так и собственные способности, одержит уверенную победу.

Что же касается принятой в заключение второго дня резолюции, то она хотя и содержит все важнейшие идеологические установки, однако вовсе не отражает выступления А. С. Бушмина, что свидетельствует о единодушном к нему отношении в тот момент:

«I. Ученый Совет института литературы Академии наук СССР, заслушав доклад и. о. директора Института, доктора филологических наук, профессора Л. А. Плоткина, считает, что доклад академика Т. Д. Лысенко “О положении в биологической науке”, одобренный ЦК ВКП(б), решения августовской сессии Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина и расширенного заседания Президиума Академии наук СССР являются исторической вехой на пути развития не только биологии, но и всех отраслей советской науки. В свете этих решений стала очевидной та борьба, которая происходит как в биологии, так и в других областях советской науки между двумя диаметрально противоположными направлениями: направлением прогрессивным, материалистическим и направлением реакционно-идеалистическим. В науке о литературе также еще не до конца изжиты реакционные идеалистические, либерально-буржуазные концепции и недостойное советского ученого раболепие перед буржуазной наукой. На современном этапе, когда перед нашей страной реально встала проблема перехода к коммунизму и когда со всей остротой развертывается идеологическая борьба против империалистической реакции во всем мире, задача окончательного уничтожения пережитков капитализма в сознании советских людей, задача полного разоблачения всех проявлений реакционной буржуазной идеологии становится особенно актуальной.

II. В свете постановлений ЦК ВКП(б) по вопросам литературы и искусства Институт литературы начал творческую перестройку своей работы, осудив пропаганду либерально-буржуазной методологии А. Н. Веселовского, безыдейный формализм и низкопоклонство перед буржуазной культурой в работах ряда сотрудников Института. Подвергнуты критике и осуждены формалистические принципы в работах: В. М. Жирмунского, Б. М. Эйхенбаума, Б. В. Томашевского; проявления реакционного компаративизма – в работах М. П. Алексеева, М. К. Азадовского, В. А. Десницкого, В. П. Адриановой-Перетц. Однако творческую перестройку Института ни в коей мере нельзя считать завершенной. В ряде работ сотрудников Института, вышедших в печати в последнее время и еще находящихся в производстве, вновь допущены серьезные ошибки. Особенно это относится к вышедшим томам “Истории русской литературы” (I, II, III, IV и V). Эти тома нашли высоко принципиальную критическую оценку в статье “За марксистскую историю литературы” (“Культура и жизнь”, № 29, от 10 октября 1948 г.). Забвение ленинского принципа партийности науки, объективистские тенденции, пережитки компаративизма и низкопоклонства перед буржуазной культурой Запада – все это справедливо было отмечено газетой “Культура и жизнь”.

III. Ученый совет Института отмечает, что в I и II томах “Истории русской литературы” слабо раскрыто отражение классовой борьбы в литературе древней Руси (в статьях члена-корр[еспондента] АН СССР В. П. Адриановой-Перетц и ст[аршего] научного сотрудника Д. С. Лихачева) и неправильно решается вопрос о национальной самобытности древнерусской литературы (в статьях проф[ессора] И. П. Еремина и проф[ессора] М. О. Скрипиля); отсутствие четкого классового анализа, пережитки космополитизма и формализма сказались в ряде глав и III, и IV томов – редакторы проф[ессор] В. А. Десницкий и проф[ессор] Г. А. Гуковский.

IV. Ученый совет Института считает, что следование ложной теории “единого потока” в истории русской литературы и забвение принципа партийности привело ст [аршего] научного сотрудника И. И. Векслера к ряду крупнейших ошибок в анализе творчества А. Н. Толстого в монографии “Алексей Николаевич Толстой. Жизненный и творческий путь”, 1948 г., на что справедливо было указано в журнале “Большевик”. Ученый совет считает серьезной ошибкой, что монография И. И. Векслера не была своевременно обсуждена на заседаниях сектора новейшей русской литературы и Ученого совета Института.

V. Ученый совет считает, что сектор фольклора допустил серьезные ошибки в изучении советского фольклора в работах М. К. Азадовского, А. М. Астаховой, В. Г. Базанова; стремление к архаизации советского фольклора, игнорирование новых явлений в фольклорном творчестве, отсутствие теоретической разработки вопроса о существе и характере фольклора на новом этапе развития нашей страны. Плохо поставлено собирание советского фольклора.

VI. Ученый совет отмечает в работе сектора западноевропейских литератур пережитки компаративистской методологии, которые особенно сильно сказались в I и II тт. “Истории французской литературы”; сектор западноевропейских литератур до сих пор не включился в активную борьбу по разоблачению современной буржуазной реакционной литературы и не изучает положительные явления в демократической литературе современного Запада (зав. сектором В. М. Жирмунский)»[373].

Мнение А. С. Бушмина и полемика с ним не вошли также в отчет о заседании, включенный в новостную ленту Ленинградского отделения ТАСС[374].

Г. П. Бердников – декан филологического факультета

В Ленинградском университете события развивались несколько иначе: если в Пушкинском Доме кадровые изменения еще только зарождались, то на филологическом факультете они уже шли полным ходом. Ольга Михайловна Фрейденберг записала:

«…Атмосфера клеветы, сплетен, лжи, за мной шпионили и контролировали каждый шаг. Я находилась в трясине, исчерпать которую было невозможно никакими ведрами. Среди студентов вечно раздували какое-то неопределенное недовольство, жалобы, склоки, что-то неизбывное, неясное, гнойное. Я хотела уйти – и ног нельзя было поднять. Надо мной что-то нависало,