Руби хмуро на него покосилась, нависнув над склоненной головой, как чуть ранее покосился он, когда она зашла в комнату. Бесперспективное начало. «Дурацкая книга, – подумала она. – Дурацкий мальчишка».

Но он был единственным мальчишкой. Его губы теплее, чем у призраков. Каждая часть тела теплее, как она предполагала. Что важнее, Ферал ее не боялся, а это гораздо веселее, чем вешаться на частично парализованных призраков и каждые пару секунд приказывать им, что делать. «Опусти свою руку сюда. Теперь сюда».

Скука!

– Чего ты хочешь, Руби? – спросил Ферал.

Теперь она стояла позади него.

– Фишка экспериментов, – начала она, – заключается в том, что их нужно повторять, иначе в них нет смысла.

– Что? Каких еще экспериментов? – Ферал повернулся к ней. Его брови сдвинулись к переносице: частично от недоумения, частично от раздражения.

– С поцелуями, – ответила девушка. Ранее она ему сказала: «Уж этот эксперимент я повторять не собираюсь». Что ж. В свете последних событий и надвигающейся гибели она передумала.

А Ферал – нет.

– Не-а, – сухо отрезал он и снова отвернулся.

– Возможно, я ошибалась, – великодушно признала Руби. – Я решила дать тебе еще один шанс.

– Спасибо за твою щедрость, но я воздержусь, – саркастично буркнул парень.

Руби опустила руку на книгу и убрала ее:

– Выслушай меня. – Она села на край стола. Ее сорочка задралась к бедрам, кожа была гладкой, почти как мезартиум.

Только гораздо мягче.

Руби закинула ноги на его стул.

– Скорее всего, мы все умрем, – заявила она как ни в чем не бывало. – Но даже если нет – мы тут. Мы живы. У нас есть тела. Рты, – девушка выдержала паузу и игриво добавила, проводя языком по зубам: – Языки.

Шея Ферала покрылась красными пятнами.

– Руби… – начал он не терпящим возражений тоном.

Та его перебила:

– Здесь особо нечем заняться. Нечего читать, – указала на его книгу. – Еда пресная. Музыки нет. Мы изобрели восемь тысяч игр и все переросли, некоторые из них буквально. Почему бы не вырасти во что-то? – с придыханием поинтересовалась она. – Мы уже не дети, и у нас есть губы. Разве этой причины недостаточно?

Голос в голове Ферала заверял, что да, недостаточно. Что он не хочет снова утопать в ее слюне. Что на самом деле ему не хочется проводить с ней больше времени, чем и так приходится. Быть может, этот голос даже подметил, что, если бы он хотел… проводить больше времени… с кем-то из девочек, это точно была бы не Руби. Когда он шутил с Сарай, что женится на них на всех, то сделал вид, что вовсе не думал об этом всерьез, но это неправда. А как иначе? Он парень, запертый с кучей девушек, и хоть они ему как сестры, на самом деле это не так. А еще они… ну, красивые. Если бы он выбирал, то первой была бы Сарай, потом Спэрроу. Руби – на последнем месте.

Но этот голос доносился откуда-то издалека, и Сарай со Спэрроу не было рядом, в то время как Руби была очень даже близко и чертовски приятно пахла.

К тому же, по ее словам, скорее всего, они все умрут.

Край ее сорочки просто зачаровал юношу. Красный шелк и голубая плоть дополняли друг друга, их оттенки будто вибрировали. А когда она закинула одну ногу на другую и ее пальцы коснулись его под коленом… Ферал невольно начал находить ее аргументы… убедительными.

Девушка слегка подалась вперед. Все мысли о Сарай и Спэрроу улетучились из его головы.

Он отклонился.

– Ты же говорила, что я ужасен, – напомнил Ферал таким же хриплым голосом, как у Руби.

– А ты сказал, что я тебя утопила, – парировала она, придвигаясь на сантиметр.

– Ты действительно очень слюнявая, – подметил он. Пожалуй, не самое мудрое решение…

– А ты такой же чувственный, как дохлая рыба! – огрызнулась Руби, внезапно помрачнев.

Ситуация была на грани краха. «Мои милые гадючки», – как назвала их Старшая Эллен. Что ж, они действительно были милыми и теми еще гадючками. Или, возможно, Минья была абсолютной гадюкой, в то время как Спэрроу была абсолютно милой, а все остальные просто… просто плоть, дух, молодость, магия, голод и – да, слюна, и все это скапливалось без возможности выхода. Резня позади, резня впереди, и призраки повсюду.

Ну тут у них появилось отвлечение, план побега, новое ощущение. Движение колен Руби было своего рода голубой поэзией – когда кто-то находится к тебе столь близко, что ты не видишь, как он шевелится, а чувствуешь сжатие воздуха между вами. Полоса кожи, ее движение. Руби извернулась и простым змеиным движением оказалась у Ферала на коленях. Ее губы нашли его. Девушка не скромничала со своим языком. В дело вступили руки, и вместо четырех их оказалось десятки. Из ребят полились слова – они еще не знали, что нельзя одновременно говорить и целоваться.

Но ничего, им потребовалась всего минута, чтобы в этом разобраться.

– Ладно, наверное, я все же дам тебе второй шанс, – уступил Ферал, пытаясь отдышаться.

– Это я даю тебе второй шанс, – поправила его Руби, и когда она отодвинулась, чтобы заговорить, между их губами заблестела нить вышеупомянутой слюны.

– Откуда мне знать, что ты меня не обожжешь? – спросил Ферал, при этом опуская руки на ее бедра.

– О, – безразлично пожала плечами Руби. – Такое может произойти, только если я полностью потеряю голову. – Их языки двинулись навстречу друг другу и сомкнулись. – Ты должен быть очень хорош. – Стукнулись зубы. Прижались носы. – Я не особо волнуюсь.

Ферал чуть не обиделся и имел на то полное право, но к тому времени произошло несколько довольно любопытных событий, и юноша научился держать язык за зубами, а если точнее – применять его в более интересных целях, чем ссора.

Можно подумать, что губы и языки довольно быстро исчерпают свои возможности, но не тут-то было.

– Опусти руку сюда, – выдохнула Руби, и Ферал повиновался. – Теперь сюда, – приказала она, но он ослушался. К ее глубочайшему удовольствию, у рук Ферала была сотня собственных мыслей на этот счет, и ни одной скучной.

* * *

Сердце цитадели опустело от призраков. Впервые за десять лет Минья осталась одна. Она сидела на выступе, идущем по окружности большой сферической комнаты, и ее ноги свисали с края – очень короткие тощие ноги. Они не раскачивались взад-вперед. В ее позе не было ничего детского или беззаботного. В ней едва теплилась жизнь, не считая еле заметных вздохов. Девочка будто окаменела. Ее глаза были широко распахнуты, лицо лишено всяческих эмоций. Спина ровная, грязные руки так крепко сжались в кулаки, что казалось, кожа на костяшках вот-вот лопнет.

Ее губы шевелились. Чуть-чуть. Она что-то шептала, снова и снова. Девочка вернулась на пятнадцать лет назад – в эту же комнату в совершенно другой день.