со вздохом сказала тогда Агата, принимая из рук Эдвина кофе. – Почему Эмерсон просто не оставит его в покое?

– Не согласен с тобой, – парень покачал головой, с наслаждением глотнул ароматный напиток и продолжил, – в некотором роде, Эмерсон оказывает ему услугу, вызывая подобные вспышки гнева. Иначе наш ботаник пропадет, а он должен уметь постоять за себя. Если не кулаками, то языком.

– Что ты имеешь в виду?

– Насколько знаю, у него было непростое детство. Он аристократ, но вырастила его бедная семья. Половина его братцев сейчас сидит в тюрьме, а другая половина давно сожжена и захоронена. Можешь представить, каково было расти слабому мальчишке в подобном обществе?

– Бедная семья? Но ведь он – Норрис. Сын Верховного Судьи Норриса, разве нет?

– Не сын – племянник. Так говорят, по крайней мере. Только вот у судьи Норриса никогда не было ни братьев, ни сестер. Откуда тогда взялся племенник?

– А что говорит по этому поводу Арчи?

– Я не спрашивал, но будь уверен он и сам не знает, – хмыкнул Эдвин.

В этот момент в комнату ввалился красный как рак Арчи, и разговор перешел на нейтральные темы.

Агата неожиданно почувствовала некий объединяющий их с Арчи фактор. Ведь он, если Эдвин был прав, толком не знал, кто его родители, а Агата недавно обнаружила, что понятия не имеет, что за человек её отец.

– Арчи, можно тебя кое о чём спросить?

Парень поднял голову, привычно поправил очки и важно кивнул, откладывая документы на низенький кофейный столик.

– Как ты попал на работу к Палмеру?

Пожалуй, эта тема бьет все рекорды по обсуждениям в последние несколько дней.

– Хм, разве Эдвин тебе не рассказывал? – удивился Арчи.

– Нет.

– И Эмерсон?

– Нет, а они должны были?

– Ну, просто… хм…, – Арчи снял очки, протер стекла подолом рубашки, потом вернул обратно на нос. – Я думал в них гораздо меньше такта, и они не упустят возможности разболтать всем и каждому о моем позоре.

Девушка тактично промолчала, опасаясь, что задала не очень удобный вопрос и начала продумывать шаги отступления.

«Может, войдет слуга и прервет неловкий момент? Или мне выйти… скажем, за кофе? А, нет, его тут целый кофейник. Как не вовремя!»

– Моя причина работы в бюро такая же, как у тебя, – неожиданно спокойно начал Арчи. – Я думал, что расследование липнет к расследованию, и это на самом деле так. Узнавая об одном факте, ты вытаскиваешь следующий и следующий, но пока все они не в мою пользу. Думаю, ты знаешь, что судья Норрис не мой отец. Это не такая уж и большая тайна, а я не такая важная персона, чтобы это обсуждалось в высшем обществе, но наше общество об этом знает, я уверен. Собственно, да, я ничего не знаю о родителях. Судья однажды увидел забитого ребенка в переулке и пожалел. Мне на тот момент стукнуло девять лет, а выглядел я на шесть, наверное. Хм…

Арчи прочистил горло, глотнул кофе и продолжил:

– Он хотел отдать меня в пансионат для мальчиков, чтобы я получил соответствующее своему положению образование, но планы рухнули в первый же вечер. Он нашел метку.

Агате страшно захотелось завопить что-то истерично – восторженное вроде «покажи!», но мать слишком хорошо её воспитала. Девушка раньше только слышала, но никогда не видела метку высшей аристократии.

Детям титулованных родителей в основание шеи, под самые волосы, наносили специальный знак в виде символа бесконечности, обозначая, таким образом, его принадлежность к высшему сословию. Если один из родителей не имел титула, то знак уже не наносился. Это значит, что и отец и мать Арчи принадлежали к высшему обществу и на момент его рождения состояли в законном браке.

– Потрясающе, – шепотом выдохнула Агата. Потом взяла себя в руки, опасаясь, что её наивно – восторженный взгляд выдаст в ней девушку.

– Пришлось ему объявить меня своим племянником, дать свою фамилию и нанимать учителей. Я безмерно ему благодарен. Он вытащил меня с самого дна. Даже с этой меткой мне было бы не выбраться самостоятельно. Но вопрос, кто мои родители, меня не отпускал. Я шерстил архивные данные о рождении детей с меткой своего года, но так ничего и нашел. До шестнадцати лет я не терял энтузиазма. А потом… Потом сдался. Очередной план провалился. Из меня словно вынули стрежень. Я сдался. Это было… тяжело.

Арчи снова стащил с носа очки и очень долго протирал их. В течение этого времени Агата боялась даже вздохнуть, отлично понимая, что такое отчаяние. Слишком хорошо зная, что такое одиночество.

– Я тогда сидел в архиве и… плакал… Хм. Плакал, пока кто-то не хлопнул мне рукой по плечу. Не слабо так хлопнул. Я едва не сбил головой огромный стеллаж с кучей папок. Так я познакомился с Эмерсоном и Марчем. Они привели меня к Палмеру, а он взял меня на работу.

– Ты смог узнать что-то о родителях? – мягко спросила Агата.

– Нашел следы матери. Она несколько последних лет прожила в бедных кварталах провинциального городка. Там и умерла.

– Что аристократка делала в подобном месте? – удивилась девушка.

– Не знаю, – голос Арчи прервался, он резко вскочил на ноги и скрылся в направлении своей комнаты.

Агата проследила за ним взглядом, а потом тяжело вздохнула.

– Поздравляю, ты только что довела человека до слез своими вопросами. Молодец! Так держать!

В комнате стало тихо. Настолько тихо, что Агата почувствовала как возвращается ненадолго отступившая паника.

Почему они до сих пор не вернулись? Почему так долго?

Агата подошла к окну, но за пределами освещенной фонарями территории так ничего и не увидела.

Больше всего она не любила ждать.

В расстроенных чувствах девушка вернулась к кофейному столику, где лежали брошенные Арчи документы, и начала их бездумно проглядывать. Масса заметок по делу леди Фейт. Он записывал каждый проведенный в её доме день. Документы из архива, рисованные портреты карманного формата.

Агата вытащила стопку изображений. Леди Урсула Фейт в молодости, потом в более зрелом возрасте, её дочери, зять, именно этого человека она хотела подставить, на следующем рисунке обнаружился симпатичный мужчина с усами. Очевидно, муж леди Фейт. Кажется, он погиб на войне. На последней картине рука талантливого художника изобразила привлекательную молодую женщину. Она смотрела прямо в глаза Агаты, приподняв подбородок. Тонкие губы чуть скривились в ироничной улыбке, а темные глаза внушали опасения и восхищение одновременно.

На лбу и висках Агаты выступил пот, а руки мелко задрожали.

Черные волосы женщины были подняты в высокую прическу, открывающую изящную тонкую шею. Весь её облик кричал об