В Лондоне Бонхёффер сблизился с епископом Джорджем Беллом, которому предстояло сыграть ключевую роль в его судьбе. К нему будут обращены последние слова Бонхёффера за несколько часов до смерти. Белл и Бонхёффер даже родились в один день, 4 февраля, с той разницей, что Белл появился на свет в 1883 году. Он, как и Карл Барт, был на два десятилетия старше, и только этих двоих Бонхёффер мог бы считать своими наставниками. В письмах друзьям, например, Францу Хильдебрандту, Бонхёффер вскоре начнет ласково именовать епископа «дядей Джорджем» – в лицо подобное обращение, естественно, никогда не произносилось.

Белл был человек выдающийся. Студентом, в Кристчерче, в Оксфорде, он получил первую премию за стихи и продолжал их писать, а после того, как занял должность капеллана при знаменитом архиепископе Рэнделле Дэвидсоне, принялся за биографию Дэвидсона – массивный труд из 1400 страниц. В экуменическое движение Белл вошел после Первой мировой войны и стал одним из его лидеров. На этом поприще он и познакомился с Бонхёффером, через которого главным образом и узнавал о творившихся в Германии ужасах.

В качестве настоятеля собора в Кентербери Белл приглашал деятелей искусства, Дороти Сэйерс и Кристофера Фрая, а в 1935 году поручил Томасу Элиоту написать пьесу «Убийство в соборе» – драматическое представление убийства Томаса Беккета. История убийства, произошедшего в 1170 году, превратилась в откровенную сатиру на нацистский режим. Премьера состоялась в том самом соборе 15 июня 1935 года. Белл приглашал в Кентербери и Махатму Ганди, и стал основным связующим звеном между ним и Бонхёффером.

Отношения между Германией и Англией в ту пору были весьма неоднозначными. Гитлер изо всех сил старался завоевать доверие мирового сообщества и в тридцатые годы насчитывал немало друзей и сторонников среди британской аристократии. Епископ Белл к числу друзей фюрера не принадлежал. В конце 1933 года, когда наци отчаянно флиртовали с Англиканской церковью, пытаясь снискать одобрение Людвигу Мюллеру-рейхсепископу, двух лидеров «немецких христиан», Иоахима Хоссенфельдера и профессора Карла Фезера, отрядили в Англию, дабы унавозить ее гитлеровской пропагандой. Приглашение они получили от Фрэнка Бачмена из Оксфордского движения, хотя тот мог бы проявить большую дальновидность и не поддаваться на уловки нацизма.

Бачмен оказался одним из множества порядочных, ни о чем дурном не помышлявших людей, кто проглядел истинную сущность Гитлера и пытался блокироваться с ним, когда следовало бы выступить против. Разумеется, в Германии, уставшей от неразберихи веймарских лет, едва ли можно было пренебречь вождем, позиционировавшим себя как врага безбожных большевиков и друга Церкви. Эти политические соображения и мечта обратить лидеров государств к христианству помогли Бачмену забыть библейское наставление быть мудрым, аки змии. С безграничной наивностью он уповал на обращение Гитлера и на сотрудничество с ним и с «немецкими христианами».

В целом, кампания Хоссенфельдера и Фезера не принесла ожидаемых плодов. Британские газеты выразили недоверие духовным послам Гитлера, и за исключением более-менее успешных переговоров с прогитлеровским епископом Глостера Артуром Кейли Хедлемом, ничего другого они не достигли.

Тем заметнее были успехи Бонхёффера. Первая его встреча с Беллом прошла 11 ноября в Чичестере, в резиденции епископа, и они сразу же почувствовали друг к другу расположение. Поскольку Белл побывал в Берлине, во время конференции «немецких христиан» в апреле, он был осведомлен о ситуации в Германии лучше, чем Бонхёффер мог надеяться. Тогда, в апреле, вернувшись домой, Белл публично известил мировое сообщество о проявлениях антисемитизма, свидетелем которых он был, и в сентябре заявил протест против Арийского параграфа и применения его в немецких церквах. В дальнейшем Бонхёффер станет для Белла основным источником информации о событиях в Германии, и Белл, который, будучи епископом, заседал в палате пэров, донесет эту информацию до британской общественности, в том числе в форме писем в Times . Белл и Бонхёффер сыграли ключевую роль в формировании британского общественного мнения против Гитлера и Третьего рейха.

Бонхёффер поселился при церкви в южном пригороде Форест-Хилл. Квартира из двух больших помещений располагалась на втором этаже викторианского здания, стоявшего на вершине холма в окружении парков и садов. Остальные помещения в этом доме занимала частная немецкая школа. В квартире дули сквозняки, всегда было холодно, Бонхёффер то подхватывал простуду, то лечился, то выздоравливал и тут же снова подхватывал какую-нибудь болячку. Камины были перекрыты маленькими газовыми грелками – полагалось бросить монетку в щель и получить немного, совсем немного тепла. А еще мыши. Вскоре Бонхёффер и Хильдебрандт поняли, что с мышами не сладить, надо просто держать все продукты в герметичной упаковке.

Паула Бонхёффер, как могла, помогала своему двадцатисемилетнему и все еще одинокому сыну налаживать хозяйство. Посылала ему мебель, в том числе бехштейновский рояль, на котором он охотно и много музицировал. Она же наняла экономку.

Даже на расстоянии Бонхёффер оставался участником бурной внутрицерковной борьбы. Раз в две-три недели он наведывался в Берлин, а когда оставался в Лондоне, то связывался по телефону с Герхардом Якоби, Мартином Нимёллером или со своей матерью, которая также с головой погрузилась в эту борьбу. Она по крупицам собирала информацию и передавала ее сыну. Бонхёффер столько тратил на международные звонки, что однажды местная телефонная компания сократила ему чудовищный счет за месяц – то ли пожалели человека, то ли решили, что это какая-то ошибка и счет завышен.

Хильдебрандт приехал в Лондон 10 ноября. Бонхёффер обещал встретить его на вокзале Виктория, но, не увидев его на станции, Хильдебрандт решил позвонить ему домой, вот только номера он не знал да и по-английски объяснялся с трудом. Он как раз пытался объяснить свою проблему телефонному оператору, когда снаружи постучал в окошко запыхавшийся Дитрих. После этого Бонхёффер взялся обучать Хильдебрандта английскому и всегда посылал его за покупками, мол, «в магазине учишься основным словам» 250.

На Рождество он подарил Хильдебрандту Библию в английском переводе, что должно было ускорить процесс изучения языка, и, верный своему методу, поручил другу покупку рождественской елки.

Сюрпризом для обоих стал визит Вольфа-Дитера Циммермана, который угостил их на Рождество страсбургским паштетом и пробыл у них две недели, в течение которых Бонхёффер и Хильдебрандт непрерывно и беззлобно спорили.

...