Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тускло освещённая канделябром на три свечи келья, вырубленная в скальной породе, в длину, равно как и в ширину, была порядка десяти шагов. Её неровные серые стены обильно украшали собой глубоко детализированные рисунки, содержание которых вызывало одни лишь сомнения — создавалось впечатление, что у каждого из этих рисунков имелся хорошо продуманный последовательный сюжет, однако понять, что же всё-таки задумывалось автором, не представлялось возможным. Дополняло впечатление то, что некоторые места на рисунках были аккуратно разорваны или перечёркнуты. При более внимательном рассмотрении становилось понятно, что рисунки крепились на стенах с помощью расплавленного свечного воска, в который по неведомым причинам были вплавлены волосы или шерсть. Немногочисленная мебель — стол, стул и кровать — были покрыты пылью, следами когтей и тёмными пятнами. Пол же, в отличие от мебели, пылью покрыт не был. На полу лежало множество книг. Нет, они не были разбросаны, они были аккуратно сложены, и представляли из себя замысловатый лабиринт, покрывавший собой всю келью. Начало лабиринта находилось возле входа, там же располагался широкий округлый карман лабиринта, в центре которого лежала столовая утварь. Второй такой же карман содержал в себе кучу исписанных мелким подчерком листов пергамента. Третий, в свою очередь, содержал наполовину завершённый рисунок, подобный своим настенным собратьям. Наконец, четвёртый и самый большой карман, расположенный возле дальней от входа стены, сидело ветхое, засаленное, местами протёртое до дыр одеяло.
Когда Соли закончил издавать хрипящие сдавленные звуки, которые с его точки зрения являлись ничем иным, как смехом, ветхое одеяло пошевелилось. Из самой большой дыры одеяла выглянул кончик покрытого свалявшимся мехом кошачьего уха. Ухо слегка дёрнулось, после чего показалось полностью. Следом наружу выбралось засаленное жёлто-чёрное воронье гнездо, отдалённо напоминающее волосы. Последними появились янтарного цвета глаза с круглыми широкими зрачками. Второе ухо, как и все остальные части гепардообразного ба’астида так и продолжали скрываться под мешковатой тканью.
Соли впился своим ледяным взором в часто моргающие глаза ба’астида. Обмен взглядами длился порядка минуты, и продлился бы дольше, если бы Соли не начал двигаться. Юноша поднял ногу и уже занёс её над книжным лабиринтом, собираясь переступить, как из очередной дыры в одеяле выскользнула когтистая рука раскрытой ладонью вперед. Из одеяла донесся жалобный возглас:
— Нет!
Соли поставил ногу на место. Он немного задумался, после чего наклонился и передвинул несколько ближайших книг так, чтобы в лабиринте открылся прямой ход дальше.
Из одеяла выбралась ещё одна рука. Ба’астид тоже передвинул несколько книг, создавая прямой ход в сторону Соли, на что тот, удовлетворённо усмехнувшись, начал прокладывать себе путь сквозь лабиринт, не забыв при этом оставить в изменяющемся лабиринте проходы к другим местам интереса — куче пергамента и незавершённому рисунку.
Скоро Соли подошёл вплотную к полугепарду и протянул тому руку. Ба’астид неуверенно склонился к протянутой руке, осмотрел её с разных сторон. Было слышно, как он принюхивался. Лишь после весьма детального осмотра ба’астид решился дотронуться до протянутой руки. Но он не пожал руку, как полагается, а взял её в свои явно без намерения отпускать. Вэ Соли же не стал руку одёргивать, и так и уселся на прохладный пол с протянутой рукой.
Первым нарушил тишину ба’астид:
— Ты кто?
— Хм… Пожалуй… Человек. Настоящий человек.
— На-сто-я-щий-че-ло-век. — С восторгом проговорил ба’астид. — Это имя такое?
— Нет, это родовое проклятье. — Ответил Соли.
— Плохо жить с проклятьем. — Задумался ба’астид.
— Я привык. — В тон ба’астиду сказал Соли. — У тебя здесь тоже что-то вроде проклятья. Ты, смотрю, не привык.
— Не привык. — Радостно согласился ба’астид. — Нельзя ведь жить, превратившись в номер!
— В какой номер? — У Соли почти получилось изобразить участие.
Ба’астид убрал руки обратно под одеяло и, после недолгой возни, достал на свет грубоватую и на вид ничуть не менее старую, чем одеяло или мебель, железную маску. На маске отчётливо виднелись вмятины и глубокие следы когтей. Ба’астид протянул маску тыльной стороной:
— Вот этот номер.
Соли пригляделся, он смог различить, несмотря на скудное освещение, высеченную на металле надпись: «№ 64489001». Юноша вернул маску владельцу со словами:
— А ведь когда-то этот набор цифр ничего не значил. Давно это было?
— Очень давно. — Вдохновенно поведал ба’астид. Рваное одеяло окончательно сползло вниз, полностью открыв выцветшее изъеденное морщинами лицо. — Сначала в этом теле жил тот, другой, который тоже думал, что он как я. А потом я стал собой. Тогда одни и те же цифры решили быть всегда разными.
— Скажи, ма’алаки с номером, с тех пор, как ты стал собой, здесь… Никого не было, кроме тебя? И дверь никто не открывал? — Соли припомнил состояние почти вросшей в стену двери и тот небольшой плотно закрытый проём, что явно предназначался для передачи еды и явно был единственным местом на двери, к которому регулярно прикасались.
— Да здесь вообще никого никогда не было! Или кто-то был… Не знаю. Но дверь точно никто не открывал. Раньше.
— Так может ну его, это место, в котором всё равно никого больше не было? — Соли поднялся с пола и, сделав шаг в сторону выхода, выжидательно обернулся.
Полугепард посмотрел на приоткрытую дверь со смесью страха и радости, но встать и пойти наружу пока не решался. Он прошептал:
— А если я туда? А потом снова здесь? А потом?..
— Паршиво будет, конечно, снова оказаться здесь, зная, что быть здесь необязательно, вот только потом кто-нибудь может ещё раз открыть эту дверь. Открытое однажды способно открыться дважды.
— Точно! Правда ведь может открыться!
Пока ба’астид освобождался от похожего на старую ветошь одеяла и прикреплял к поясу диковатую на вид железную маску, юноша направился в сторону выхода из кельи. Оказавшись в коридоре, он тихо сказал дожидавшейся снаружи спутнице:
— Повторюсь, пожалуй. Я прогуляюсь. К ужину не жди.
— Ещё чего. — Рассеянно возмутилась Вета, слышавшая каждое слово разговора своего друга с заключённым № 64489001. — Я с тобой.
***
— … И тогда прошлый я решил, что всё получилось.
Грязный болезненно-бледный ба’астид, одетый в лохмотья, испытывал огромное наслаждение, впервые за долгое время ведя беседу с живыми существами. Его глаза никак не могли привыкнуть к полуденному свету, он шёл почти наощупь, однако не переставал при этом радостно повествовать о событиях, предшествовавших его долгому заключению. Меньше всего на свете его волновал тот факт, что у одной из его слушателей на спине располагались чёрные демонические крылья с переплетением серебристых и красных штрихов. Тот факт, что, выбравшись на