– Нет! – воскликнула безрукая хромоножка, оттолкнулась от стены и бросилась к матери.

Ковальски не унимался:

– Кто еще?!

– Никого больше!

Охотник получил ответ, поверил в его искренность и тут же утих.

Иртышный подбежал к Карпатовой и стал помогать ей подняться.

– Все-таки двадцать этих гребаных шприцев! Вы набитые дуры, что мать, что дочь! – заявил он.

– Я тебя уволю! – провыла Серафима на весь холл.

– Забыла, старая тупая корова? Ты ведь меня уже уволила!

Она отошла от него как от чего-то мерзко пахнущего, поспешила вернуться к дочери и обнять страдающее дитя.

Мир с привычными координатами «я начальник, ты дурак» рухнул.

Карпатова оставила дочь, решительно подошла к посту медсестры и сняла телефонную трубку.

Иртышный тут же поспешил следом и надавил на рычаг.

Она пыталась бунтовать, но он не давал воспользоваться связью и заявил:

– Поймаем дворника и разберемся с остальными. К утру все будет так же, как и час назад.

– А смерть медсестры мы как объясним? Кузнецов где? – Голос заведующей снова набрал обороты.

Вестовой поспешил с ответом:

– Где-то в саду. Мы пока не нашли.

– Он жив? Аркадий Петрович, что вы молчите? Не знаете? Так отойдите отсюда. – Серафима оттеснила уволенного доктора от стойки и набрала «02».

Пошел гудок.

– Дежурный лейтенант Шестаков. Что у вас случилось?

Карпатову на секунду закоротило.

Потом она очнулась и проговорила:

– Это психиатрическая клиника.

– Как вас зовут?

– Я главврач Карпатова Серафима Ильинична. Вы записываете? У нас ЧП, человек сбежал.

– Пациент? – уточнил лейтенант.

– Он очень буйный. Во дворе. У нас уже два убийства. Помогите.

– Вижу телефон. Вы в Некрасовке?

– Да, правильно. Приезжайте скорее, с оружием, пожалуйста. Он нас всех тут перегрызет!..

Повисла пауза.

Потом служитель закона хмыкнул и с некоторым скептицизмом сообщил, что все машины на выезде. Патруль к ним может приехать часа через два, а то и два с половиной.

– Вы издеваетесь! – привычно взревела рыжая настоятельница дома умалишенных.

– Сохраняйте спокойствие, – посоветовал Шестаков. – Я записал. Два трупа и бегающий псих. Вы можете укрыться в здании?

– Мы в здании. У санитаров есть оружие, но он очень опасен. Я вас прошу, как можно быстрее.

– Ждите.

Серафима повесила трубку, посмотрела на Иртышного и заявила:

– Они сказали, что пришлют патруль через два часа.

Трясясь на полусогнутых, по ступенькам спустилась старенькая Нина Валерьевна. Она открыла дверь, но не сделала ни шагу вперед.

– Там… – тихо произнесла бабуля, по-детски тыкая сухеньким пальчиком вверх. – Он лезет, решетку дергает в палату Коленьки.

Охотник осознал, что кто-то с улицы пытается пролезть в клинику, и рванул по лестнице. Вестовой бросился за ним.

Они влетели на второй этаж.

Предусмотрительная бабушка закрыла дверь на ключ. Санитару пришлось потратить несколько секунд на то, чтобы открыть ее.

Они неслись по коридору к камере Рыжова. Топот отражался от стен, сливался с биением сердец. Белый свет люминесцентных ламп бил по зрачкам. Зачем столько?!

Мужики подбежали к камере, о которой говорила санитарка, и прислушались.

Тихо.

Вестовой отодвинул заслонку и осторожно поглядел в отверстие.

Стекло было разбито, но решетка осталась на месте.

Рыжов услышал шорох, зашевелился и простонал:

– Кушать дайте!

Ковальски сглотнул ужас. Человек, застреленный в упор, ожил.

Вестовой отпрянул, но решился и под прикрытием напарника медленно открыл дверь камеры.

– Дайте есть. Ужин хочу. Кушать! – заявил живой труп, увидев гостей. – Гады!

– Надо бы башку ему разнести, – предложил Вестовой и вскинул ружье.

– Патронов мало, – заявил Ковальски.

– Убей меня! – простонал Коленька, когда Вестовой отвел стволы. – Стреляй, фашист!

– Это я фашист? – Санитар настолько возмутился, что в который раз за день приложился прикладом к чужому черепу.

Тут тяжеленный металлический грохот взорвал тишину!

Мужики бросились на шум, в другой конец коридора, к камере, в которой квартировал молодой шахтер-потрошитель.

Кто-то с чудовищной силой лупил чем-то тяжелым в металлическую дверь.

– Еще давай! – донесся изнутри голос дворника, сопровождаемый азартным мычанием Кормильцева, съевшего собственный язык.

Новый у него, наверное, пока не вырос.

Сталь дрогнула и загудела.

– Их двое, кроватью долбят! – заявил Вестовой.

Ковальски не стал вести дебаты по этому поводу, открыл глазок, вставил в него стволы. Не дожидаясь очередного удара по двери, уже изрядно деформированной, он поприветствовал повстанцев всем, чем располагал на данный момент.

Первый раз охотник стрелял вперед вниз и чуть влево, затем пальнул правее. Он не рассчитывал, что причинит сильный вред мутантам, но спокойно смотреть на то, как они ломятся на свободу, тоже не мог.

После тугих разрывов с той стороны двери донесся вой, переходящий в визг.

– Как дела? – зло и весело осведомился охотник, раскрывая ружье.

Эжектор выбросил гильзы. Они шлепнулись на линолеум и откатились в сторонку.

Поглядывая на Вестового, Ковальски отправил в стволы последнюю пару патронов. Нижний, верхний. Щелчок ствольной коробки. Стволы закрыты. «ИЖ-27» к работе готов.

У мужиков осталось пять патронов на двоих.

Прежде чем вставить в круглое отверстие вороненую сталь, Ковальски рискнул заглянуть внутрь.

В камере никого не было. Покореженная койка лежала на боку. Психи действительно использовали ее как таран. Решетка с окна была сорвана. Рамы с остатками стекол покорежены.

– Вроде никого, – заявил молодой охотник. – Проверять будем?

– Не надо. – Вестовой был настроен не столь браво и открывать дверь не торопился.

Тут на этаж забежали Иртышный и Столяров. Первый с топором, второй с тяжеленным стальным ломом. Махать такой дурой нелегко. Зато эффект будет еще тот.

Помощники не видели перед собой никого, кроме Вестового и Ковальски, и поспешили опустить оружие.