Иртышный согласился, но к санитарам присоединяться не стал. Он отправился в хозблок, просторную комнату в конце левого крыла на первом этаже, аккурат рядом со столовой.

Вестовой оставил на втором этаже Ковальски, который не курил, и присоединился к мужикам.

– Как чувствовал, что дымить пойдете. – Он нагнал Столярова и Кузнецова на крыльце, предусмотрительно убрал за спину ружье.

Они вышли на улицу.

Вечер спустился быстро и привычно овладел тихой заимкой, расположенной на окраине мира.

Дядя Саша увидел санитаров, прекратил махать метлой и поклонился им несколько раз. Из-за сумерек они не могли видеть его лица, но неказистая фигурка так и сочилась почтением, не ответить на которое они не смогли.

– Привет.

– Здоров, Сашок.

– Что он тут делает? – спросил Кузнецов неизвестно кого и посмотрел на часы. – Забыли мы о нем со всеми передрягами.

– Он и на ужин-то не ходил, – посочувствовал Вестовой, усаживаясь на лавку и продолжая смотреть в спину помешанному, метущему и без того чистую дорожку, ведущую к калитке. – Тут такое дело. – Егор Федорович поднял голову и прищурился на свет фонаря, стоящего неподалеку. – Карпатова дала добро на то, чтобы мы избавились от четырех буйных психов. Точнее сказать, уже трое осталось.

– Да мы поняли. Доктор только что просветил и самолично за топором пошел. – Кузнецов поежился скорее от мыслей, нежели от холода. – Перед таким делом грамм по двести принять бы.

– Ага, – поддержал Столяров. – Смотрите, как наш робот Вертер целину возделывает. Объясните мне, почему дураки такие сильные. С ними хрен в одиночку справишься, даже когда они в адеквате.

– А потому, что животными становятся. Это тебе надо о всяком думать, а они на инстинкты переключаются, и им фиолетово. – Вестовой посмотрел на сигарету, истлевшую до половины. – Сейчас еще мараться придется. Мужики, смотрите, никому. Если кого сцапают, молчать, не подставлять друг друга.

Столяров с Кузнецовым закивали.

Потом Столяров ни с того ни с сего произнес:

– Сядем в рядок. – Он тут же опустился около Вестового.

Кузнецов без слов поддержал его.

Когда три санитара уселись на лавке, Столяров позвал дворника:

– Дядя Саша, иди сюда! Говорить будем.

Псих оставил работу, повернулся и взглянул на крепких мужиков в белых халатах и чепчиках, сидящих на лавке под фонарем. Они смотрели на пациента без всякого сочувствия и желали услышать от него истеричные наставления о невозможности находиться втроем на одной линии.

С чем был связан данный пунктик у бедолаги, санитары знали давно. Дядя Саша в былые времена играл в бильярд на очень большие деньги. Он лишился разума после своего же неудачного удара, когда поставил три шара на одну линию. Противник дяди Саши этим воспользовался, оставил его без копейки и рассудка.

Дворник бросил метлу там, где его застало приглашение, и быстро приблизился к санитарам.

Мужики замерли, предвкушая начало спектакля. Если долго сидеть в ряд и не реагировать на Сашины заявления о неправильности этого, то он очень скоро бросится на того, кто окажется ближе. Как только Саша исправит ситуацию, он мгновенно успокоится. Ему даже можно будет без проблем отвесить подзатыльник. Главное – вновь не садиться по трое на одной линии, иначе дворник бесконечно беситься будет.

Иртышный нашел топор, который в далеком прошлом висел на пожарном щите. Об этом говорила красная потертая ручка.

Доктор шел мимо палаты, в которой лежала Лиза. В его груди вдруг что-то екнуло, и он решил заглянуть туда еще раз. Не человек, что ли?!

Доктор вошел и неловко задел топорищем о кровать. Раздался громкий металлический звук.

Мать, сидящая подле дочери, недовольно посмотрела на него.

Лиза тут же открыла глаза и заревела. В глубине, за слезами и болью хаотично промелькнули сцены, не самые лучшие в ее жизни.

Вот она со шприцами в первом часу ночи выходит из палаты Кормильцева. Ее буквально хватает за руку Нина Валерьевна и просит объяснить, что Лиза делала в одиночке. Мол, что ты колешь пациентам?

Лиза отпихивает бабулю, кричит на нее бранными словами и кое-как бежит вниз. В руке у нее остается еще один наполненный шприц. Его надо выбросить, но так, чтобы не нашли. И все! Никто не узнает и ничего не докажет.

Она бежит к выходу, вываливается на крыльцо и сталкивается с дядей Сашей. Он не спит, стоит, кутается в старое черное пальто и думает о чем-то своем. Для него нет режима, он дворник, живет здесь давно и свободно, как хочет.

Дворник оборачивается к ней, узнает, улыбается. Лиза на взводе, расстроена, хочет отомстить всем этим психам с нормальными руками и ногами. Да лучше бы она была дурной на голову. Почему бы и нет? Ведь дуры очень даже неплохо живут на этом свете.

Она обнимает его, прокалывает ему шею и шепчет ошалевшему стареющему уборщику, что это витамины. Лиза его очень любит.

Она сука и дрянь! Но ей очень хотелось знать, сможет ли она когда-нибудь снова нормально ходить и танцевать! Пусть они тоже вылечатся, если смогут.

Доктор собирался молча уйти, но Лиза остановила его.

– Стойте! Есть еще один. Я соврала, – простонала она.

Карпатова схватила дочь за плечи.

– Кто, девочка моя? Говори!

Дворник подошел к санитарам на расстояние десяти шагов, когда на крыльце появился Иртышный с вытаращенными белками и с топором в руках.

– Осторожнее с ним! – громко произнес он и стал приближаться к мужикам.

Тем временем дядя Саша успел встать напротив Кузнецова, сидящего с краю.

– Встань, – без обиняков попросил он санитара.

Дураков в Некрасовке нема. Мужики успели смекнуть, что доктор появился тут не просто так.

– Встань, – повторил дядя Саша. – Давай быстро! – Дворник увидел Иртышного с топором, вдруг замолчал и перестал настаивать на своем.

Он повернулся к персоналу спиной и отправился в сад, под деревья.

– Что, Аркадий Петрович? – включился Вестовой. – Он?.. – Рука Егора сама нашла оружие.

За спинами санитаров, вставших и повернувшихся как бараны к Иртышному, раздалось громкое шуршание.

Доктор стоял к ним лицом и увидел все первым. Да что с того. Псих действовал настолько быстро, что Аркадий не успел и рта раскрыть.

Из-за ближайшего ствола яблони дворник выволок под свет фонаря бездыханное тело женщины в белом халате, испачканном грязью. Узнать ее было невозможно. Псих, пришедший в бешенство, без усилий поднял труп и бросил его прямо в спину Кузнецову.

Руки, обглоданные до костей, взметнулись в воздухе и в момент удара успели садануть по щекам Столярова, стоящего рядом. Кузнецов рухнул на живот, чувствуя на себе тяжесть мертвого тела.