О том, с какой любовью в 1933 году дети составляли рождественскую елочку из «небольших веточек», рассказывает в своих мемуарах елецкий служащий Д. И. Нацкий [см.: {282}: 388–389]. Даже некоторые воспитатели детских садов, у которых хватало смелости, устраивали елки для своих питомцев. Как рассказывала мне М. О. Чудакова, ее мать, работавшая в 1930‐х годах в детском саду, ни разу не оставила своих воспитанников без елки.

Елка не исчезла полностью и из печатных изданий тех лет, возможно по недосмотру. Иногда ее можно встретить на рисунках в детских книжках, вышедших на рубеже 1920–1930‐х годов, например в сборнике Г. Туганова «Зимой» (1929). Здесь на картинке представлен некий обобщенный образ русской зимы: поле, на горизонте лес, крестьянин, едущий за дровами, охотник на лыжах и с ружьем через плечо, и тут же — мужики, везущие в санях только что срубленные елки [см.: {463}]. Образ елки появляется и в рассказах о тяжелом прошлом детей рабочих и крестьян: в том же 1929 году был переиздан для детей рассказ М. М. Коцюбинского «Елочка», где с сочувствием рассказывается о двенадцатилетнем крестьянском мальчике, поехавшем на лошади в лес за елкой для господ. Заблудившись в лесу, он слышит вой волков, однако в конце концов каким-то чудом находит дорогу домой. Даже воспоминания В. Д. Бонч-Бруевича о Ленине, вышедшие первым изданием в 1931 году, содержат эпизод о елке, проведенной для учеников школы в Сокольниках, которую организовал и на которой присутствовал Ленин. Речь об этом тексте еще впереди.

«Реабилитация» елки

«Предложение тов. Постышева»

И вдруг на исходе 1935 года в «Правде» появляется заметка, подписанная кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б) П. П. Постышевым: «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку!» Решительно расправившись с «не иначе как „левыми“ загибщиками», которые «ославили» детское развлечение как буржуазную затею, в результате чего елка в Советской России была запрещена, автор в декларативном тоне предлагает положить конец «этому неправильному осуждению елки» и призывает комсомольцев и пионерработников в срочном порядке устроить под Новый год коллективные елки для детей:

В школах, детских домах, в дворцах пионеров… везде должна быть детская елка! Не должно быть ни одного колхоза, где бы правление вместе с комсомольцами не устроило бы накануне Нового года елку для своих ребятишек. Горсоветы… должны помочь устройству советской елки для детей нашей великой социалистической родины (курсив мой. — Е. Д.) [см.: {352}: 3].

«Предложение тов. Постышева» было принято к сведению молниеносно: уже в том же номере газеты помещена заметка, включающая в себя столь знакомую по старым временам сценку продажи елок на рынках Москвы:

Между рядами стройных зеленых деревьев, поставленных прямо в снег, снуют покупатели. Здесь жены рабочих, служащих, инженеров, командиров Красной Армии. Здесь дети и подростки. Елки охотно раскупают. Приближается новый год, наступают школьные каникулы, и елка становится желанной гостьей в каждом доме, где есть дети.

Здесь же с укоризной говорится о директорах некоторых крупнейших рынков столицы, которые «считают почему-то (почему бы это? — Е. Д.) продажу елок… нарушением каких-то никому не ведомых правил и „баловством“» [см.: {358}: 3]. Газета также пишет о том, как трудно купить елочные игрушки и украшения на елку: в магазинах и на рынках их почти нет.

Следующий номер «Правды», за 29 декабря, информирует читателей о телеграммах, в срочном порядке разосланных районным секретарям комсомола во все концы Страны Советов, «в которых рекомендуется под Новый год устраивать для пионеров и школьников елки, как в школах, так и в детских домах, кинотеатрах и на катках»; предлагается «организовать заготовку елок, закупку игрушек и украшений», а также сообщается, что фабрики и заводы готовят для детей подарки к елке. Московский облисполком дает указания райсельхозам о заготовке елок, которая будет проходить организованно, под наблюдением лесотехников [см.: {301}: 8]. За подписью секретаря ЦК ВЛКСМ А. Косарева публикуется постановление о проведении 1 января силами комсомольцев и пионеров елок в школах, детских клубах и детских домах и о необходимости привлечения к этому делу родителей и школьных шефов [см.: {206}: 8].

30 декабря в «Правде» была помещена фотография, на которой дети радостно и с интересом рассматривают елку в витрине магазина. Под фотографией подпись: «Магазин „Детский мир“ Гормосторга выставил украшенную елку, пользующуюся у наших покупателей большим успехом». В том же номере газеты с удовлетворением сообщается о «бойкой торговле елками» на всех рынках Москвы; о «повышенном спросе на елочные украшения»; о грандиозных елках, которые в новогодний вечер засверкают в московских парках культуры и отдыха; о больших и маленьких елочках, расставленных в харьковском Дворце пионеров; о тысяче елок, которые пройдут в Киеве; о елках, установленных на катках Ленинграда, и т. д. и т. п. [см.: {513}: 8]. 31 декабря на прилавках магазинов, согласно сообщениям в прессе, уже появился «расширенный ассортимент елочных украшений». Артели и промкооперации предлагают покупателям «специальные елочные наборы, фигурные пряники и марципанные фигуры». Кафе, рестораны и заводские столовые готовятся к проведению елок в своих помещениях. В последний день старого года наконец отреагировала и провинция — корреспондент из Воронежа сообщает: «Многие колхозники сегодня выехали в лес за елкой» [см.: {79}: 8].

Так, в течение четырех дней (включая день опубликования статьи Постышева) в приказном порядке был «положен конец неправильному осуждению елки» и возрожден дореволюционный праздничный обычай. Но теперь, как следовало из напечатанного в «Правде» документа, елка называлась не рождественской, как прежде, а новогодней или просто — советской: «Итак, давайте устроим хорошую советскую елку во всех городах и колхозах»[23].

На первый взгляд, возвращение «старорежимного» обычая в жестокую эпоху 1930‐х годов может показаться удивительным. Но следует учесть, что «реабилитация» елки произошла через месяц с небольшим после того, как 17 ноября 1935 года на Первом Всесоюзном совещании стахановцев Сталин произнес знаменательную фразу «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее». Если помнить об этом, то причина возвращения елки становится более понятной. По мнению советских идеологов, елка, как и многое другое в дореволюционной культуре, могла послужить укреплению победившего режима, возвращая людям привычные радости жизни.

Постановление о елке было воспринято с огромной радостью теми, кому были дороги обычаи старой российской жизни. Н. В. Устрялов, незадолго до опубликования статьи Постышева вернувшийся в СССР из харбинской эмиграции, чтобы «участвовать в жизни страны», 31 декабря 1935 года писал в дневнике:

К Новому году — две радости: одна —