Я продиктовала номер и свое имя.

– Мальвина? – удивился он.

– Вы в детстве читали «Приключения Буратино или Золотой ключик»? Помните, там была кукла Мальвина, все равно что живая девочка!

– Кто же не помнит Буратино? – ответил он. – Только вся эта история происходило не у нас, а в Италии.

– Ну и что ж, что в Италии?

– Там живут католики, – объяснил мой собеседник, складывая бумажку с моими данными. – Традиционная религия – католицизм. Естественно, и имена католические.

– А разве у нас нельзя как-то особенно назвать ребенка?

– Почему нельзя? Главное, чтобы имя было в наших святцах – в списке православных святых.

Дальше он пояснил, что православное имя дается человеку при крещении, независимо от того, как оно звучит. Есть имена простые, вроде Дуни-Фроси, есть изощренные, как, к примеру, Алла и Маргарита. Суть, однако, не в этом…

– Суть в том, что человека при крещении называют в честь какого-нибудь святого! – Вспомнились мне слова Иларии Павловны. – И этот святой становится его небесным покровителем.

– Вот видите! – обрадовался монах. – Вы сами знаете. А имя можно выбрать по православному календарю. Это такой старинный благочестивый обычай: в день какого святого человек родился, тем именем его и окрестят…

– Значит, это связано с днем рождения, – сказала я, чтобы поддержать беседу.

– Не обязательно. Иногда особенно почитают какого-то святого, так в честь его и называют. Независимо от даты. Но когда предпочтений нет…

– Тогда по календарю, – понятливо кивнула я.

– Да. А хотите, посмотрим, какое имя полагается вам? – и он вынул из ящика довольно толстый глянцевый журнал с надписью «Православный церковный календарь на 2013 год».

– Посмотрите! – Мне тоже стало интересно: какая святая меня дожидается…

В это время сзади открылась дверь и вошел еще один человек в такой же темной одежде и бархатной шапочке. Тоже монах, но постарше. Он нес в руках икону, с которой на меня глянуло как будто знакомое лицо: слегка улыбающаяся женщина в старинном головном уборе, называемом, кажется, куколь. Он приподнимался надо лбом и спускался двумя полосами по обе стороны лица. Это тоже была монахиня. Но где же я могла ее видеть?

– Смотри, отец Андрей, написали образ. Преподобная княгиня Евфросиния, в миру Евдокия. Супруга великого князя Димитрия Донского.

Молодой монах встал со своего места, перекрестился и поцеловал икону.

– Кто это говорил: с того, что ее опять начнут широко почитать, начнется возрождение России?

– Пророчество одной блаженной, – ответил монах постарше. – В начале двадцатого века, вскоре после революции, когда Россию пускали под откос…

– Вот видишь, отец Дионисий, и ты об этом слышал. А ведь Россию по-настоящему еще не подняли.

– А вот как вернется широкое почитание святой Евфросинии…

– Когда день ее памяти, я забыл? – спросил отец Андрей.

И тут я услышала, как назвали день, который я с детства привыкла считать самым прекрасным в году. Потому что тогда, в детстве, он приносил мне ощущение праздника, веселье, гостей, подарки. Теперь – только один подарок, от мамочки, плюс неумолимое напоминание, что время не стоит на месте. Короче, назвали мой день рождения.

Когда я сказала об этом вслух, отец Андрей взволновался:

– Надо же! А мы как раз думали, в честь какой святой вас можно окрестить. Теперь ясно – в честь преподобной Евфросинии Московской!

– Мне кажется, я ее уже где-то видела…

– Ясно где, – откликнулся тот, которого звали отец Дионисий. – На других иконах.

– Я никогда не смотрела ни на какие иконы.

– А больше нигде вы ее видеть не могли!

– В том-то и дело, что видела…

– Раз девушка чувствует, значит, неспроста, – вмешался отец Андрей. – Нет, правда, давайте окрестим вас Евфросинией, – обернулся он ко мне с надеждой в глазах.

– Прямо сейчас? – Мне вдруг стало холодно внутри от какого-то веселого тайного страха: как это я, Мальвина, выйду отсюда уже с другим именем, под покровительством преподобной княгини?

– Можно бы и сейчас, но вам надо подготовиться… Погодите-ка! – Андрей вновь стал шарить в ящике своего стола и через некоторое время извлек оттуда тоненькую брошюрку: «Житие преподобной Евдокии – Евфросинии, великой княгини Московской».

– А почему у нее два имени? – спросила я, поскольку уже настроилась на Евфросинию.

– Потому что Евдокией ее звали до принятия монашества. А в монашеском сане полагается новое имя, вот она и стала Евфросинией.

– А что значит «Житие»?

– Это описание ее жизни: как она жила, как стала святой.

– Читайте, а потом приходите к нам креститься, – предложил отец Дионисий.

– А я тем временем поговорю с психологом. – Отец Андрей еще раз взглянул в журнал записи и, не найдя там свободного места, убрал его в стол. – Вот видите: вы пришли к нам по поводу подруги, а Бог и о вас промыслил. Показал вам вашу будущую святую… если, конечно, вы окреститесь.

Я обещала подумать. Потом отец Дионисий унес икону, а книжечка осталась у меня. Я попрощалась с отцом Андреем и ушла из Душепопечительского центра.

Баба Тося слегла. После неудачной операции с задержанием Расула у нее поднялось давление, закололо под лопаткой, в глазах запестрели мушки. Валька пошла за врачом, а Тамара Федоровна, потирая покрасневшие глаза, то и дело входила в комнату к матери. Она предлагала больной лекарств, винограду и обычно столь любимого бабкой молока с медом. Но все предложения оставались без отклика. Старуха даже не смотрела на дочь, страдавшую возле ее постели запоздалым раскаянием. Она прикрыла глаза истончавшими веками, похожими на птичьи пленки, и молчала.

– Мама, ну прости меня! – наконец не выдержала Тамара Федоровна. – Ну, ты не дело задумала, все равно б ничего не вышло!

– Больно деньги любишь… – после минутной паузы отозвалась бабка.

Речь ей давалась с трудом, слова приходилось силой выталкивались из горла, но сознание оставалось ясным. Баба Тося продолжала быть самой собой, с прежними чувствами, волей, разумом. Она могла простить дочь и могла не простить. Ей надо было говорить правду, чтобы успеть покаяться перед тем, как эти старческие всевидящие глаза навсегда закроются.

– Я не из-за денег, мама. То есть не только из-за них. Меня обида взяла, прямо в глазах потемнело! Ты понимаешь меня… как женщина…

– Ленька с тобой крутить не стал? – не снижая голоса, спросила старуха.

– Сперва как будто хотел, – горячо шептала Тамара Федоровна. – Я уж подумала, что он согласен… И вдруг потом раздумал…