— Просто не верю ушам своим, — изумленно сказалаПейдж.

— Но это на самом деле так… трудно поверить, но мы ствоим отцом практически не имели никаких, разве что самых незначительных,проблем.

— Мама, опомнись, что ты говоришь?! Это ведь я, Пейдж!Ты что, не помнишь, что нам пришлось пережить?

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду?! — Марибелпоспешно отступила от дочери и направилась к двери.

— Не смей так поступать! — плача, крикнула Пейджей вслед. — Ты не смеешь так говорить после всего, что было… хватит этойтвоей ханжеской лжи!.. «Незначительные проблемы». Неужели ты не помнишь, за кемты была замужем? Что он вытворял все это время? Как ты можешь теперьлицемерить! Взгляни же на меня! Посмотри мне в глаза!

Мать медленно повернулась, словно не понимая, что такоевселилось в ее дочь. Тут из сада появился Брэд, увидел эту немую сцену,выражение лица Пейдж и интуитивно догадался, что за разговор произошел междуматерью и дочерью.

— Почему бы вам не выяснить свои проблемы немногопозже? — спокойно спросил он. Пейдж в ярости повернулась к мужу.

— Нечего указывать мне, что говорить и делать, ты,сукин сын! Ты днями и ночами трахаешься со своей девицей, а теперь хочешь,чтобы я терпела еще и это? Я не собираюсь больше терпеть и ее лицемерие. —Она снова повернулась к матери:

— Хватит лгать… Ты позволила ему сделать то, что онхотел! Ты еще ему и помогла! Ты открыла ему дверь и заперла за ним, а мнесказала, чтобы я осчастливила папочку… а мне было всего тринадцать лет!

Тринадцать! Ты заставила меня спать с собственным отцом! ААлексис была только рада передать мне эстафету, потому что занималась этим сдвенадцати лет и была довольна, что ее наконец отпустили! Как ты смеешь теперьговорить, что ничего не было! Ты должна молиться на меня за то, что я ещепускаю тебя в свой дом и соглашаюсь видеться с тобой!

Марибел была бледна как мел, ее била мелкая дрожь.

— Это нелепые, чудовищные обвинения, Пейдж, и ты самазнаешь, что это ложь. Твой отец никогда ничего подобного не делал. Эточудовищная клевета!

— Он сделал это, а ты его покрывала! — Онаповернулась к ним спиной и разрыдалась. Но Брэд боялся приблизиться к ней.Вдруг она повернулась и с яростью бросила матери:

— Мне понадобилось много лет, чтобы суметь забыть этоткошмар. Я еще могла бы выдержать все это, если бы ты раскаялась и готова былаизвиниться…

Но ты неизменно делала вид, что ничего не было!

В кухню вошла ничего не подозревавшая Алексис.

Она только что кончила разговаривать с Дэвидом.

— Ты не можешь заварить мне чай с ромашкой? —проворковала она, обращаясь к Пейдж. Та бросила на сестру яростный взгляд.

— Я не верю вам обеим. Вы столько лет прожили, пытаясьсделать вид, что ничего такого не было. Вы и сейчас живете, опутанныечудовищным притворством. А ты, Алексис, даже открыть себе бутылку воды неможешь!

Как вы можете так жить? Как вы можете так унижать своедостоинство? Зачем вообще вы живете? Какой от вас прок?

Алексис, поняв, что происходит, явно перепугалась:

— Извини… я не хотела…

— Держи! — Пейдж бросила сестре бутылку воды, и таедва успела поймать ее на лету. — Мама только что заявила мне, что нашпапочка никогда не трахал нас обеих, ни меня, ни тебя, когда мы былималенькими. Ты этого не забыла, Алекс? Или у тебя тоже провал в памяти? Ты непомнишь, как была довольна, что я тебя подменила? А? Она в отчаянии смотрела наних. — Он делал это до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать и я непригрозила сообщить обо всем в полицию. У вас на это смелости не хватило. Каквы могли это терпеть! Как вы смели покрывать его? — Она началавсхлипывать. — Я этого никогда не могла понять! — Особенно послетого, как у нее самой появились дети. Брэду было невыносимо тяжело все этослышать. В свое время Пейдж рассказала все ему, но никогда еще он неприсутствовал при такой сцене, никогда она еще не обвиняла мать и сестру принем.

— Как ты можешь говорить такое! — Алексис сделалавид, что потрясена ее словами. — Ведь папа был врач!

— Именно, — бросила Пейдж сквозь слезы. — Ятоже раньше думала, что это имело какое-то значение, но ведь это оказалось нетак? Мне понадобилось много лет, чтобы после домашнего скандала справиться сострахом перед врачами. Я всегда боялась, что меня изнасилуют.

Даже когда я забеременела, и то смогла пойти к гинекологутолько на пятом месяце — так я боялась. Отличный был мужик наш папочка,прекрасной души человек, великолепный врач.

— Он был просто святой, — возразила МарибелАддисон, — ты прекрасно это знаешь.

Алексис инстинктивно прильнула к ней, и женщины обнялись,как бы защищаясь от общего врага. Было ясно, что они никогда не признают ееправоту.

— И знаешь, что самое грустное, Алекс? —продолжила Пейдж. — После этого ты исчезла. В восемнадцать лет ты вышлазамуж за Дэвида и сделала себе новое лицо, новые груди, новое тело и новуюдушу. От прежней Алексис ничего не осталось. Ты и в самом деле стала теперьдругой женщиной, и можно утверждать, что с тобой ничего такого не случилось.

Алексис молчала — она еще никогда не испытывала такого ужасаи страха.

— Успокойся, — подошел к жене Брэд. Господи, какне вовремя все это случилось — на Пейдж столько всего свалилось за последниймесяц. — Только успокойся, только не совершай той же ошибки.

— Почему же нет? — повернулась Пейдж кмужу. — А?

Ты разве не хочешь, чтобы я тоже сделала вид, что ничего неслучилось? Почему бы и нет? Разве я не могу притвориться, что не замечаю, какты каждую ночь уходишь трахаться со Стефани и при этом ведешь себя так, будтоничего особенного не происходит? У нас была бы такая замечательная жизнь… Недля того я столько перенесла, чтобы теперь делать вид, что ничего не случилось,что все в порядке!

— Хорошо, пусть так, но почему ты думаешь, что всеостальные могут вынести такую степень откровенности?

Об этом ты думала? — с горечью возразил Брэд.

— Думала!

— Им же нужно какое-то убежище, им хочется забыть этострашное прошлое.

— А я не могу так жить, Брэд!

— Я знаю, — тихо ответил он. — И это мневсегда нравилось. — Он явно говорил в прошедшем времени, и она поняла это.

Мать и сестра к этому времени уже успели покинуть кухню, иПейдж растерянно стояла посреди комнаты, пытаясь справиться с волнением. Брэд стревогой наблюдал за ней.

— С тобой все в порядке?

Он беспокоился за нее, зная, впрочем, что не может сделатьдля нее того, чего она ждала от него. Он теперь ничем не может ей помочь. Но покрайней мере он еще может быть откровенен с ней.