— Не знаю, — честно ответила она. — Но ярада, что наконец-то сказала им все. Меня всегда волновал вопрос — неужели моямать и в самом деле верит во всю эту чушь о том, что ничего не было, или простоврет, чтобы покрыть его и себя?

— Какая разница! Все равно она не скажет тебе правды, иАлексис тоже. Неужели ты не понимаешь? Даже и не рассчитывай.

Она кивнула. Да, ужасный выдался вечер, но зато теперь оначувствовала облегчение. Пейдж вышла немного посидеть на воздухе, а потом вдругвздумала проведать Алисон. Было уже поздно, но ей почему-то непреодолимохотелось повидать дочь. Она предупредила Брэда и уже через несколько минутсидела в отделении интенсивной терапии. Но сегодня у нее не было желанияговорить с Алисон — она просто сидела молча, думая о дочери, о себе, о своейсемье. Какой она была всего три недели назад. Как ей не хватало Алисон, как хотелосьей поговорить с дочерью, излить свою душу!

— Миссис Кларк! С вами все в порядке? — околодевяти вечера окликнула ее одна из сестер. Пейдж была бледна, она сиделанеподвижно, глядя на дочь, и сестра решила, что Пейдж нездорова. Пейдж лишькивнула в ответ и продолжала сидеть, а через полчаса в палате появился Тригви.

— А я-то думал, где ты, — прошептал он, словнобоясь нарушить установившуюся тишину. — Не знаю почему, но я почувствовал,что ты здесь. — Он улыбнулся и только тут увидел, какое у нее выражениеглаз. Было видно, что она недавно плакала. Вообще вид у нее был нелучший. — Что с тобой, Пейдж?

— Да ничего. — Она пожала плечами и усталоулыбнулась. — Я сегодня немного забылась и наговорила своим много лишнего.

— Помогло?

— Не знаю. Наверное, не особенно. Во всяком случае, этомало что изменило. Но зато мне стало легче.

— Ну тогда это стоит свеч.

— Да. Наверное.

Вид у нее был по-прежнему не слишком уверенный, и Тригвипонял, что ей снова пришлось туго. С Алисон было все так же, как обычно. Значит,причина в чем-то другом.

— Не выпить ли нам по чашечке кофе?

Пейдж безучастно пожала плечами, но все-таки отправилась сТригви в кафетерий, сопровождаемая сочувственным взглядом сестры, которой былоужасно жалко Пейдж — ведь ей пришлось столько вынести, и так мало надежды наулучшение состояния дочери. Она давно работала в отделении, но так и не смоглапривыкнуть к страданиям пациентов, особенно если пациент — ребенок.

Тригви налил ей чашку кофе в автомате. Пейдж по-прежнемусидела молча. Ее состояние беспокоило его.

Никогда ее глаза не казались такими огромными и такимиголубыми.

— Что случилось? — наконец спросил он, когда онаотпила несколько глотков.

— Не знаю… просто я не выдержала всего этого…

Алли… Брэд… и моя мамочка.

— Но что-то еще произошло? — Он пытался понять, ноона не давала ему ни одного намека. Тригви очень хотелось чем-то помочь ей.

— Ничего такого, чего бы уже не было раньше. Моя мамапо-прежнему пребывает в безмятежном состоянии духа, и меня это в конце концовзавело. — Она горько улыбнулась. — Может, не стоило этого делать, ноя все-таки не выдержала. У меня не было выбора. Я сказала ей, что у нас сБрэдом проблемы, — глупо с моей стороны, конечно. Ну а в ответ я услышалаот своей мамочки нечто невероятное: она привела мне в пример ее отношения сотцом. — Она колебалась, не зная, как сказать Тригви об этом, а онинтуитивно опасался расспрашивать дальше. — Дело в том, что я с отцом… —начала она, но вдруг смолкла и отхлебнула еще глоток кофе. — В общем, мы…у нас были довольно странные отношения. — Пейдж закрыла глаза и долгосидела неподвижно. По щекам ее струились слезы. Раньше не хотела ничегоговорить Тригви, но теперь она чувствовала, что должна договорить до конца. Онавсегда хотела быть с ним откровенной, а это значило, что нужно рассказать емувсе.

— Ничего, ничего, Пейдж. — Он чувствовал, как ейнелегко. — Не говори ничего такого, что тебе не хочется.

— Нет… — Она взглянула на него заплаканными глазами… —Я хочу рассказать тебе… — Она глубоко вздохнула и продолжала:

— Мы… я… он приставал ко мне, когда мне исполнилосьтринадцать… и… в общем… он спал со мной… совершал со мной половые акты… и матьзнала об этом.

Не просто знала… — Пейдж задыхалась, — она меняфактически заставила… он спал с Алексис четыре года перед этим… и моя мать егопросто боялась. Он был ненормальным, он ее бил, и она позволяла ему делать все,что он захочет. Она говорила, что мы должны «делать его счастливым», чтобы онне искалечил нас… Она сама приводила его ко мне, а потом запирала за нимдверь. — Пейдж дрожала от волнения, и Тригви обнял ее.

— Боже, Пейдж… это чудовищно… просто страшно… — Он убилбы любого, кто посмел бы так надругаться над его дочерью.

— Знаю. Я много лет пыталась преодолеть это. Всемнадцать лет я ушла из дома и работала официанткой, чтобы платить заквартиру. Мать говорила, что я поступила ужасно, что я их предала, что яразбила его сердце… Так что, когда он умер вскоре после этого, я думала, чтодействительно убила его.

Потом я познакомилась с Брэдом, мы поженились и уехали изНью-Йорка. Я нашла хорошего психотерапевта, и он помог мне справиться с этойпроблемой. Но теперь моя мать приехала и старательно делает вид, что ничегоподобного не было. Это меня окончательно вывело из равновесия, я не понимаю,как она смеет… как она может оправдывать его, зная все, что он вытворял…Сегодня вечером она сказала, что это был святой человек.

Я просто взорвалась.

— Неудивительно, — понимающе сказал Тригви ипогладил ее по волосам так, словно она была маленькой девочкой. —Поразительно, как ты вообще еще поддерживаешь с ней отношения.

— Я и не поддерживаю. Но после несчастного случая сАлисон невозможно было ее удержать дома. Я знаю, не надо мне было соглашатьсяна ее приезд, но мне казалось, что я смогу не касаться запретных тем, сумеюделать вид, что у нас нормальные отношения. Но я ошиблась — каждый раз, когда яее вижу, вспоминаю то время, когда мне было тринадцать… Она нисколько неизменилась, да и Алексис тоже…

— А как твоя сестра справилась со всем этим?

— Отец не трогал ее, когда начал спать со мной, —проговорила Пейдж и прижалась к Тригви. — В восемнадцать лет Алексис вышлазамуж. Мне тогда исполнилось всего пятнадцать. Она сбежала из дома ссорокалетним мужчиной. Дэвид и сейчас ее муж. Не думаю, что у них слишкомтеплые отношения, — я подозреваю, что он «голубой», во всяком случае, язнаю, что у него был любовник в течение нескольких лет. Дэвид чем-то напоминалей отца. И кроме того, Алексис здорово поработала над собой — сделала себеновое тело, новое лицо, новую фамилию. Дэвид не раз делал ей пластическиеоперации, она это обожает. Алексис тоже предпочитает не вспоминать о прошлом —встала на сторону матера, делая вид, что ничего и не было.